Ларин принюхался. Ему показалось, но нет… ничем не пахло – бетонные стены, черные кабели вдоль них, источников света нет, ни единой лампочки.
Он посветил на пол. Чистый, без окурков, шприцев, презервативов и вообще любых следов человеческого пребывания – ровный гладкий бетон светлого оттенка. Справа у стены он заметил сломанный деревянный ящик. Подошел поближе. Рядом валялась рабочая перчатка неопределенного возраста, обгоревший клочок газеты.
Ларин нагнулся, поднял обрывок. Пожелтевшая, обгоревшая с одной стороны вырезка: «Отряд проходчиков… нов… КПСС… метро, слово предоставл… Бригадир Жуховец… перевыпол…», ниже наполовину истлевшее лицо молодого улыбающегося человека с отбойным молотком в руках.
Он перевел луч на стену, там большими черными цифрами было выведено «1962». Бомбоубежище? Не похоже. И не производственное помещение, которое всегда угадывалось по оставленному оборудованию, электрощитам, пусть даже снятым, скобам, кронштейнам, трубам, вытяжкам – все это отсутствовало.
«Метро? Но рядом нет никаких станций метро», – подумал он. Кажется, хотели построить, но почему-то даже обсуждать такую возможность не стали, хотя топографически, по всем правилам городского проектирования, станция напрашивалась сама собой.
– Эй, – сказал Ларин в темноту. – Есть кто?
Никто не ответил.
Школа очень старая, подумал он. Может быть, это школьное подвальное помещение, до которого не смогли дотянуться.
Любопытство разбирало его. Он взял фонарь в правую руку и пошел вдоль бетонной стены с арками-нишами, внутри которых располагались комнаты, каждая метров по тридцать, похожие на склады, или… казармы… или… тюремные камеры… Тут он увидел толстые решетки. Все до единой были открыты вовнутрь и прислонены к стенам, с ручек некоторых из них свисали ржавые переплетенные цепи.
Как говорила, кажется, Алла Демидовна, учитель истории, до революции в здании школы было отделение тайной полиции, царской охранки, и вроде бы должны быть подвалы, которые стоило изучить. Трудовик Александр Иванович устроил ей экскурсию, но она, по ее словам, «наглоталась пауков до конца жизни» и «больше ноги моей там не будет, сами изучайте, если хотите».
За такую зарплату лазить по подвалам желающих не нашлось.
«Откуда тут советская газета, вернее ее обрывок», – подумал он и пошел дальше. Никаких признаков заключенных или того, что они тут когда-то были, Ларин не заметил. Пройдя метров сто по галерее, он наткнулся на перила и лестницу, спускавшуюся еще ниже, ее конец утыкался в дверь. Ларин осторожно спустился, прислушался. Тишина. Медленно нажал на ручку, дверь оказалась заперта. Как ни старался он надавить плечом, дверь не поддавалась, а выламывать ее он не решился. Не в этот раз.
