Ощущала ли она себя дрянью в тот момент, когда поцеловала Скокова? Ей хотелось провалиться сквозь землю, это точно… Скоков и Успенский. Такие разные, но пропасть между ними даже глубже, чем дыра в ее сердце. Она ощущала себя мерзкой тварью, предавшей любимого человека ради дозы. Все как в кино. Только это было не кино. Или, если кому угодно – очень, очень хреновое кино. От которого сводит скулы.
– Дальше давай! – послышался властный голос из кухни. – Пока ничего интересного я не услышал. Заработай на лед, и он твой. Все по-честному. – Успенский выдохнул дым и засмеялся мерзким кудахчущим смехом. – Что у них с Лариным? Я видел их, как они шушукаются, и Чурка видел, и Косой – что у них общего? Как вы трахались, можешь опустить. Переходи сразу к делу.
– Мы не… – начала она, но осеклась. – Мы пошли в кино, он купил мне мороженое, там шла «Любовь-морковь», и мы…
– Дальше давай, – потребовал Успенский. – Я же сказал, это можешь пропустить!
Волна гнева наполнила ее. Она обвела мутным взглядом комнату с желтыми выцветшими обоями, коричневым сервантом семидесятых годов прошлого века, на полках которого вместо книг стояли рюмки и стаканы. Она готова была убить всех. Ей срочно нужна доза.
– Я спросила, может быть, он записался на курсы математики… Он посмотрел на меня так странно и спросил, с чего я взяла, когда у него никогда не было выше трояка и зачем ему это нужно, он терпеть не может математику.
– Черт. Но не любовники же они, мать его!
– Нет. Он провожал меня к дому, когда… – она вспомнила, как он решил поцеловать ее, потянулся, а она слегка отстранилась, но потом, не в силах себя сдерживать, бросилась к нему на шею, и они целовались как исступленные полтора или два часа кряду, не обращая внимания ни на что вокруг, – … когда он сказал, что скоро заработает кучу денег и мы поедем, куда я захочу. Окончим школу и полетим на Кубу, в Гавану, а потом в Калифорнию, в Лос-Анджелес, в Голливуд…
– А вот это уже теплее, – произнес Успенский. – Продолжай.
– Я спросила, как он заработает, он засмеялся и сказал, что все равно не пойму, даже если он и скажет.
– Что, так и сказал?
– Да.
– Вот сука. Ну и?..
– Он сказал, – она начала было говорить, потом отрезала: – Лед.
– Совсем оборзела?
Она молчала.
Он зашуршал на кухне пакетом, хлопнула дверца шкафчика.
– Ладно. Иди сюда.
На деревянном кухонном столе она увидела дорожку синеватого порошка. Ни секунды не мешкая (пока Успенский не передумал), Саша втянула его в ноздри.
