— Алло. Алексей Иванович, тут такое дело. На сто двадцатом двух задержали… То есть, тьфу. Девку задержали. С ней пацан был, так мы его успокоили. Да. Берлогеры. Взрывчатку закладывали. Что, Алексей Иванович? Так точно, Алексей Иванович.
— Ну, Толян?
— Иваныч говорит, пристрелить суку, — гвардеец сплюнул. — Надо же чего надумали, твари, военный состав долбануть.
Толян шагнул к Анне, замахнулся. Девушка вскрикнула.
— Ты хоть понимаешь, блядюга, что война идет. Твоя страна кровью обливается, а ты поезд собралась взорвать, сука.
— Да что с ней говорить, Толян. Завалить — да дело с концом.
— Погоди, Андрюх, я хочу хоть что-то до этой твари донести. Может, хоть перед смертью мозги прочистятся.
Толян снова повернулся к Ведуте, сжавшейся в комок, как намокший котенок. Она, дрожа, смотрела в раскрасневшееся от ярости лицо гвардейца.
— Война идет с нашими историческими врагами. Ты что, радио не слушаешь? Каждый поезд, везущий танки на фронт, приближает нашу победу. Наш Вождь…
— Путин — хуй, — вдруг отчетливо проговорила девушка.
Гвардеец словно бы получил пощечину.
— Что ты сказала?
— Путин хуй, — крикнула Аня и, закрыв глаза, заверещала, — Хуй, хуй, хуй, хуй!
— Да заткни ты ей пасть!
— Хуй-хуй-хуй-хуй, — зажмурившись, кричала девушка.
Выстрел.
«Я умерла», — подумала Аня, и тут же поняла, что мертвые не могут думать. Осторожно она разлепила веки.
Андрюха со снесенной напрочь макушкой, лежал рядом с мертвым Яшиным, над ними стоял Толян и удивленно смотрел на пистолет в своей руке.
— Что я наделал? — пробомотал он.
Посмотрел на Аню, повторил свой вопрос. Ведута испуганно затрясла головой.
— Н-не знаю.
Гвардеец сжал виски.
— О, черт, что же я наделал.
Мало-помалу самообладание вернулось к нему.
— Послушай, берлогерша, — он присел на корточки рядом с Анютой. Та невольно отстранилась.
— Да не бойся…. Понимаешь, на меня что-то нашло… Я не хотел… Не мог тебя убить… Ты это… Ты красивая…. Да, красивая. Я не смог.
Аня во все глаза следила за гвардейцем, и до нее постепенно дошла вся прелесть ситуации: этот здоровенный детина пожалел ее, просто так, как красивую девушку. Из-за нее он только что убил своего напарника.
Она разлепила пересохшие губы, сказала хрипло:
— Спасибо. Спасибо, что не убил меня.
— Что же мне делать-то теперь? — вслух размышлял гвардеец. — Я не могу вернуться… О, черт!
Он схватился руками за голову.
Аня осторожно отстегнула застежку на кобуре. Рука ее легла на рукоять пистолета.
— Что же делать? О, черт, — выл гвардеец.
