Я выпросила тексты на один день и дома прочитала их вслух родителям. Мать, литературный критик (Алла Киреева. — Ред.), сразу попыталась пуститься в обсуждение морально-этической проблемы: можно ли писать, что у Пушкина было четыре сына и все идиоты, если на самом деле… Но я читала дальше, и к моменту, когда выяснилось, что Лев Толстой очень любил играть на балалайке (но не умел), она уже забыла о Пушкине и рыдала от смеха. Отец, поэт (Роберт Рождественский. — Ред.), был более сдержан: он просто хихикал.
С тех пор всю жизнь мать, услышав имя Льва Толстого, поясняла: «Это который любил детей». А я поняла, что никакого «на самом деле» нет.
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Илья Крамник,
военный обозреватель
/выпуск юрфака МГУ–2001/
Впервые я услышал некоторые из этих анекдотов в 11-м классе, зимой 1995 года — несколько штук на перемене рассказала преподавательница литературы. Я подошел уже к середине разговора, отчего прослушал часть историй (включая и историю их авторства), но то, что услышал, запомнил и через некоторое время пересказал отцу, приехав к нему в гости. А отец мой был преподаватель истории в школе, имел много знакомых из околодиссидентского круга, ездил на разные КСП (клубы самодеятельной песни. — Ред.).
Он, послушав мой пересказ, в свою очередь, посмеялся и выудил «слепую» распечатку на матричном принтере, на которой были и рассказанные мной анекдоты, и другие, мне до того не известные. Обложки у распечатки не было, только папка из кожзама с рукописной наклейкой «Анекдоты о писателях (приписываются Хармсу)». Папка эта, к сожалению, позднее потерялась при переездах. Но стоявший первым анекдот про Толстого, гладящего детей по утрам перед завтраком, вошел в жизнь прочно и навсегда.
Как проснусь в особо добром настроении, так и вспоминаю.
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Наталья Кузнецова,
переводчик
/выпуск филфака МГУ–2003/
Книжка с этими «анекдотами Хармса» попалась мне впервые, когда я была еще в младших классах школы, где-то в конце 1980-х годов. Родители жили в Дубне, где находится Объединенный институт ядерных исследований (ОИЯИ). И поэтому тот самиздат был особенный. У нормальных людей это были экземпляры, напечатанные на пишущих машинках, или фотокопии с них. А у нас был длинный-длинный рулон, на котором текст был напечатан бледно-серым цветом, на одном из ранних советских струйных принтеров — «Электроника» что-то там. Печатали, конечно, на каком-то ядерном компьютере в ОИЯИ.
