Генералы указывали Грузинову, что своими действиями он и его брат нарушили закон, на страже которого стоит сам император. «И в законах есть много лишнего», — заметил на это казак. Таким ответом он подвергал сомнению основу государственного порядка и фундамент имперских иерархий — законодательство. Даже скупые и предельно лаконичные ответы полковника на допросах вызывали полное недоумение следователей, которые характеризовали его слова не иначе, как «гнусные и мерзкие брани, от которых одной мысли содрогается сердце каждого верноподданного». Нервировала дознавателей и манера Грузинова вольно рассуждать о государственных порядках и законах. Один из кумиров эпохи Просвещения — закон не подлежал толкованиям, а только исполнению. О нем, как о Боге в произведениях Августина, не следовало болтать. В ходе следствия казаку-вольнодумцу «напомнили» о том, что законы «должны исполнять все… без всякого об них умствования». Грузинов давал на все генеральские вопросы краткие и бесстрашные ответы. Когда его начали упрекать и стыдить за измену верноподданнического долга, Евграф Осипович спокойно заявил, что не признает себя подданным императора Павла I, а значит, ни в чем пред ним не виноват.
«Тот, кто хочет стать сильнее власти, должен научиться без страха смотреть в глаза приказу и найти средство вырвать его жало», — писал философ Элиас Канетти в известной книге «Масса и власть». Поведение Евграфа Грузинова на многочисленных допросах и его ответы словно вдохновлены этой бунтарской максимой.
Их нашли на чердаке дома Евграфа Грузинова, и они стали основным доказательством «преступных замыслов» донского казака. Роковые листки ныне хранятся в Российском государственном историческом архиве. С виду они крайне неказисты, текст даже не написан, а скорее поспешно нацарапан. Поэтому его трудно разобрать, осмыслить еще сложнее.
Впервые научный анализ содержания «зловредных бумаг» Грузинова был проделан историками Николаем Коршиковым и Владимиром Лесиным. Согласно их выводам, Грузинов по своим общественно-политическим убеждениям являлся «представителем революционной мысли и действия радищевского типа», мечтавшим «о победе международной революции».
Возможно, это и так. Содержание скромных грузиновских записей трудно назвать подробным и систематическим изложением политической программы. Перед нами черновой набросок, разрозненные заметки, которые можно интерпретировать разными способами. Вот один из возможных.
