Утром 11 августа 1794 года у пороховой казны (арсенала) Черкасска было очень людно. Столпившиеся казаки с волнением чего-то ждали. Особняком держалась группа в расшитых золотом мундирах, сопровождаемая внушительной охраной. Человек в центре принимал поздравления и выслушивал славословия в свой адрес. Было видно, что он вдоволь насытился подобными речами, а потому отвечал кратко, а чаще безмолвным кивком. Это был князь Алексей Щербатов — усмиритель казачьего бунта. Скоро на площадь вывели связанного человека. По толпе пробежало волнение: именно ради него все собрались. Это был есаул Иван Рубцов — государственный преступник и изменник, вина которого заключалась в том, что он хотел жить свободным донским казаком. В руках палача засвистел кнут. Рубцову достался 251 удар, а после казака заклеймили. Он потерял сознание и умер в тот же день около полуночи.
«Главными сообщниками» Рубцова были объявлены 146 казаков, из них пятерых (по одному из каждой станицы) били кнутом и отправили в Нерчинск, еще десятерых (по два казака из каждой станицы) обратили в крепостное рабство, каждого десятого сослали в Сибирь, а всех остальных отправили с Дона на далекую чужбину — Оренбургскую линию.
Побег с Кубани, а затем упорное неповиновение пяти станиц самими казаками не воспринимались как дезертирство или антиправительственный бунт. Восставшие донцы вовсе не отказывались от государевой службы, они противились изгнанию с родной земли. Донской казак был тесно связан со своим домом. Неспроста Григорий Мелехов так резко отвечал Аксинье, уговаривавшей его уехать: «От земли я никуда не тронусь. Тут степь, дыхнуть есть чем, а там?»
Но на рубеже XVIII–XIX веков традиции вольного казачества столкнулись с военно-государственными дисциплиной и порядком. Став частью государства Романовых, казаки волей-неволей должны были отказаться от значительной части своих прав. С имперской точки зрения казаки, бежавшие с Кубани, а затем отвергнувшие наряд на бессрочную кавказскую службу, совершили противозаконные действия. Однако правительство настойчиво предлагало казакам одуматься и вслед за этим получить милостивое прощение. Полученный в ответ решительный отказ сделал казачье упорство в глазах официальной власти незаконным. «Но если некоторым из них предлагается прощение, то это отнимает у тех, кому это предлагается, предлог самозащиты и делает незаконным их упорство в оказании содействия и защиты остальным» — так учил английский философ Томас Гоббс, знаменитый трактат которого «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» перевел на русский в 1776 году Семен Веницеев, посвятивший свой труд Григорию Потемкину. Такое посвящение подчеркивает влияние идей Гоббса на идеологию русского самодержавия.
