А вот казакам не повезло. Жданку взрывной волной чуть не оторвало голову вместе со шлемом, сломало шею, чудом жив остался, а уряднику большой осколок попал в стык бедренных пластин, прошёл в щель, сломал кость и порвал бедренную артерию. Как хорошо, что в обеих пехотных ротах были настоящие медики, не такие, как Аким. Старый урядник мог у него кровью изойти, а у этих ребят он жив остался. Один из них тут же распорол бедро скальпелем, ковыряясь в разрезе, заливаясь кровью, всё-таки нашёл разрыв и смог завязать его. Саблин зауважал мужиков. Они знали, что делали, всё умели, всё могли. Он молча смотрел на их работу из-за плеча, учился. Аким знал, что другого медика, кроме него, во взводе не будет до конца компании. Хоть пиши рапорты, хоть не пиши. Это его должность, и всё тут. За ночь он больше был при раненых, чем стрелял. Не потому, что ему хотелось, а потому, что взводный его к каждому раненому гонял.
Злился взводный, что ослушался его приказа днём. Мстил таким образом.
Всего за ночную атаку было девять раненых, всем удалось сохранить жизнь и эвакуировать. За всю ночь ни одни из защитников траншей не погиб.
А к утру всё стихло, ни одного выстрела, ни одного разрыва. На песке пред траншеями полтора десятка трупов и тишина. И казаки, и солдаты не понимали, отчего так тихо. Нужно было не сидеть в окопах, а развивать наступление, расширять дыру в обороне противника. Нужны были удары во фланг, с востока на запад, и удары вглубь, на юг, чтобы продолжить обход противника и выход в его операционный тыл. Но ничего этого не происходило. Стрекотала саранча, ветерок стал приносить пух, чем выше вставало солнце, тем его становилось больше. Где-то тонко пищал степной чибис. На войну всё это вовсе не походило.
Солдатам привезли завтрак. По оврагу повара пришли, не поленились.
— Взводный, а наш завтрак где? — Интересовался первый номер пулемёта Сашка Каштенков.
— Да, уже сутки воюем. Хоть бы кто подумал о нас, — поддержали его гранатомётчики.
— Мы далеко от роты оторвались. — Не очень уверенно говорил Михеенко.
Он сам уже запрашивал старшину и просил привезти еду. И вправду, за две ночи и день казаки ели только то, что взяли с собой.
— Далеко оторвались? — Зло переспрашивал его Каштенков. — Пехота тоже далеко отрывалась, но им еду привезли.
— Они городские, им положено, — хотел отшутиться взводный.
Но не вышло.
— Ты, товарищ прапорщик, сообщи в роту, что мы уже злимся, — заметил ему снайпер Чагылысов, он спокойно покуривал и никак не походил на злого человека. — Пусть подсотенный поварам вставит, чего они лентяйничают. Тридцать часов в бою, поесть можно.
