Кузнец с интересом наблюдал, происходящие в ней перемены. Как расширяются ее зрачки… как нервозно поджимаются губы… учащается дыхание… Как умоляюще смотрят на него ее глаза.
— Черт с тобой! Хуже уже не будет…. На!
Он протянул ей раненую руку и отвернулся. Она мягко взяла его предплечье одними ладонями. Из пяти его ран сильно сочилась лишь одна. Прикрыв глаза, она мягко сомкнула свои горячие губы. Теплая, пьянящая кровь медленно наполняла ее рот, смешиваясь со слюной. Желание впиться зубами было выше ее сил, и она слегка прикусила кожу. Смакуя его кровь, словно молодое вино, она не позволяла ей протекать дальше. Наконец, она сделала первый глоток. Первый и последний… Она знала, что, попав в рану ее слюна свернет кровь и она остановится. А потому, взяла столько, сколько успело просочиться.
Тщательно облизав ранки, она нехотя отстранилась.
— У тебя очень вкусная кровь… я взяла совсем немного.
Осмотрев тыльную сторону ладони, кузнец пошевелил пальцами и тяжело вздохнул.
— Ну взяла, и взяла… можно сказать — день прожит не зря.
Сольвейг опустила глаза виновато и присела на колени рядом с ним.
Не рискнув промывать ранки водой, он достал длинную льняную полосу из маленького сундука и плотно намотав на руку протянул ей. Сольвейг чиркнула коготком, и ткань разделилась надвое. Завязав крепкий узел, кузнец посмотрел на нее, с укором.
— Ну что? — спросил он беззлобно — Мыться будем?
Она кивнула головой и тихо всхлипнула.
— О… это еще что?
Она отвернулась от него, чтобы не показывать навернувшихся слез.
— Зачем ты терпишь меня? Ты слышал, что сказал Хаук… Я редкая тварь!
Кузнец встряхнул чистое полотенце и пожал плечами.
— Ну и что?
— Я убиваю людей ради забавы… а ты возишься со мной. Почему?!
— А почему бы нет? — улыбнулся кузнец.
— Не играй со мной! Я хочу знать!
Арон нагнулся и потрогал воду в ведре.
— У… Твоя вода совсем остыла… Я согрею еще, а потом, если хочешь, мы поболтаем.
— Скажи сейчас! — она схватила его за руку, но тут же отпустила, поняв, что снова оставила ранку.
— Позже, — тихо сказал Арон, облизнув порезанный палец, — когда я вернусь. Постарайся не наследить тут…
Когда он ушел, Сольвейг залезла в кадушку с ногами и сжалась в комочек. Слезы почему-то текли и текли, хотя она не хотела плакать. Вот только было почему-то очень обидно. Не от чего-то конкретного, а так, вообще. Обидно и все…
