— Законный же наследник, рожденный от честного, освященного Ашаром брака, — вновь повел Армад, — принц Варвест Растар.
— И именно ему надлежит передать корону Санкструма, дабы он правил мудро и умело, — закончил Сакран.
Наступила пауза. Блоджетт скрипел пером — не энергично, рывками. Рука его дрожала.
Я двинул кресло-жабу по мраморному полу.
— А если я… приму корону Санкструма?
Ответил Сакран:
— Если Аран Торнхелл, предполагаемый бастард Эквериса Растара, примет корону Санкструма, ни Адора, ни Рендор не признают законность его коронации. И Адора, и Рендор посчитают своим первейшим долгом в этом случае восстановить справедливость и помочь имперскому дому Санкструма.
Видит небо, я не хотел принимать эту чертову корону…
— Значит, если я коронуюсь…
Сакран положил на стол свернутую в трубку бумагу:
— Если Аран Торнхелл примет корону, это будет означать войну.
Глава восьмая
Я смотрел на послов молча. Напоминали они Кржемелика и Вахмурку из мультиков, один был тонкий, второй — толстый, только не было в них смешного обаяния веселых лесных человечков. Это были существа с мертвыми глазами, явившиеся из преисподней за душой Санкструма, которую заложил нечистому Экверис Растар.
— Принц Варвест прибудет в Норатор через две недели, — сказал Сакран напоследок.
Послы удалились, отвесив скупые, как мысли ростовщика, поклоны.
Вкрадчивый голос Блоджетта прорвался через ком сбивчивых, обрывистых, и, чего скрывать, окрашенных паникой мыслей:
— П-послание, господин архканцлер, в-ваше сиятельство…
Он не смел его взять без моего приказа, следовал субординации.
Я взял бумажную трубку, мельком отметив, до чего похожа на тубус, в котором сидела слепая змейка, развернул с опаской.
Кто придумал использовать для ультиматумов красные чернила? Строки, исполненные каллиграфической вязью, вгрызались в мозг, как стая хищных муравьев. По мере чтения ярость заколыхалась и стала набухать огромным жалящим клубком где-то на уровне солнечного сплетения.
Негодяи давали мне две недели на раздумья. Жестко, четко изложили свои требования. Я обошел стол, протянул ультиматум герцогу, сдерживаясь, чтобы не разорвать бумажку. Он отложил свои писульки, прочел раз, другой, шевеля бескровными губами. Произнес вкрадчиво и едко, плюнув на почтение к государю:
— Корона — или бегство?
Я огрызнулся злобно:
— Уже бегу! Ночью уплыву с отливом! Только украду сотню золотых — и сразу в бега.
Блоджетт подумал, постучал ногтем по бумаге, сказал невозмутимо:
