— Первый из десертов, sorellina. — Сандро пересёк зал и с учтивым поклоном протянул мне блюдо. — Персики в граппе[17] — твой любимый.
— Из-за тебя, братец, я стану толстой, — пожаловалась я.
— Ну что ж, тогда их съем я. — Он засунул в рот мягкий пряный персик. — Восхитительно. Мадонна Адриана, ваш повар превзошёл сам себя.
— Отдай! — Я схватила блюдо, улыбаясь своему старшему брату. Он был на шесть лет меня старше, и у нас было ещё два брата, а также вечно всем недовольная сестрица Джеролама, но мы с Сандро всегда относились друг к другу по-особенному. У нас с ним были одинаковые тёмные глаза, которые смеялись, даже когда мы старались быть серьёзными; когда мы были детьми, мы строили друг другу рожи во время мессы, и оба получали шлепки от раздосадованной нашими проделками матушки всякий раз, когда нам удавалось подложить в башмак священника живого ужа. Именно Сандро обнимал и утешал меня, когда наша матушка скончалась, родив мёртвого ребёнка. Два года назад, когда наш отец соединился с нею в раю, главными в семье стали мои старшие братья, но именно Сандро погладил меня по голове и поклялся, что позаботится обо мне. Я страшно тосковала по нему, когда он уехал в Пизу, в тамошний университет, чтобы подготовиться к карьере в Церкви, но теперь он уже возвратился в Рим, чтобы занять нижнюю ступеньку церковной иерархической лестницы — должность нотариуса. Из него не вышло хорошего нотариуса, и я полагала, что из него не получится и благонравный священник — Сандро был слишком любвеобилен, чтобы соблюдать обет безбрачия, к тому же ему была присуща некоторая театральность, более подходящая придворному шуту, нежели служителю Господа. Но даже если он и самый худший священнослужитель на земле, во всём свете не сыскалось бы лучшего собеседника за ужином.
— Скажи мне, Сандро. — Я понизила голос, меж тем как мадонна Адриана принялась рассказывать Джероламе, каких бешеных денег стоил поданный нам жареный павлин. — Почему мой муж не встал со стула и не подал мне персики в граппе?
— Пожалей бедного парня! Ему всего девятнадцать лет и его только что женили — и не на какой-нибудь косоглазой воспитаннице монастыря, которую он мог бы держать в покорности, а на нимфе, на Прекрасной Елене[18], на самой Венере! — Сандро театрально ударил себя в грудь, изображая, как стрела Амура поражает мужское сердце. — Как Актеон был поражён за то, что посмел смотреть на сияющую красоту купающейся Дианы
