. Я ухмыльнулся и начал подсчитывать свой выигрыш.
— Налей всем нам ещё, — сказал я Анне, девушке работавшей подавальщицей в этом кабаке. — Три порции того, что пьют мои друзья, а мне — как обычно.
Анна подмигнула мне. Моим обычным напитком была вода, подкрашенная достаточным количеством вина, чтобы она выглядела как неразбавленный напиток. Поскольку Анна умело разбавляла моё питьё, я мог всю ночь сохранять ясную голову, в то время как мои партнёры по игре делались всё пьянее и пьянее. Она была самым лучшим украшением этой таверны, представлявшей собою всего лишь маленькую полутёмную комнатёнку, куда едва проникал свет из давно не мытых окон, освещая шаткие, закопчённые столы. Кроме меня и трёх игроков в примьеру, которых я обчистил, здесь были ещё двое пьяниц, что-то бормочущих, хлеща вино и кидающих на стол грязные игральные кости, и двое одетых в чёрный бархат юнцов, сидящих возле тлеющего очага и бранящихся, склоняясь над игральной доской. Обычная смесь для подобной таверны: пьяные, которым суждено спустить деньги, которые они заработали тяжёлым трудом возчиков или грузчиков в доках, и богатые молокососы, сбежавшие из-под надзора своих наставников в поисках шлюх, вина и всяких низкопробных увеселений.
Грузный мужчина, сидящий слева, всё ещё пялился на меня, и к его испитым щекам быстро приливала кровь.
— Откуда ты узнал, какие у меня на руках карты?
О Господи! Я бросил на него усталый взгляд. Никому не нравится проигрывать свои деньги карлику; стало быть, карлик шельмовал. Я, разумеется, умел шельмовать. Я умел незаметно доставать карты из рукава; умел раздавать карты, как хочу, хоть все будут червы, хоть все до единой будут валеты. Но я не шельмовал. Тех, кто шельмует в таверне, слишком часто избивают до полусмерти и выбрасывают за дверь, а когда бьют человека моего роста, его легко можно невзначай убить.
— Уверяю тебя, я не шельмую, — сказал я, показывая всем своим видом, что подобные обвинения мне надоели. — Это простая математическая неизбежность.
— Это ещё что? — Ишь какой подозрительный. — Небось колдовство?
— Это всего лишь означает, любезнейший, что, когда я играю в примьеру, я считаю вышедшие карты. И рассчитываю вероятность, с которой у тебя на руках окажутся карты, которые ещё не вышли. Мои расчёты — это не колдовство, а математически оценённые шансы, и именно поэтому я знал, какие карты находятся у тебя на руках.
— Слишком много больших слов для такого маленького человечка, — утробно расхохотался один из остальных игроков. — Небось у тебя в загашнике столько же слов, сколько и колдовских штучек?
