– Там эта тварь! Она приближается!
Максим обернулся. Он увидел, как из тумана вылезла оскалившаяся волчья пасть.
– Помогите ему затащить! – бросил он девушкам. – Быстрее! Быстрее, не стойте столбами!
Они принялись толкать тело в вагон.
Максим прицелился в зверя, понимая, что скоро прибегут и другие.
Как же долго они возятся с Седым!
Зверь приблизился, Максим тут же выстрелил. Пуля попала в глаз. Волк рухнул на землю, его тело затряслось в судорогах.
Из тумана послышалось рычание. Теперь откуда-то слева. Затем еще одно, с другой стороны.
– Все! Максим, залезай! – послышался из вагона женский голос.
Он бросился к ступеням. Оступился, едва успев ухватиться за поручень. Мысленно выругался, каждая секунда промедления могла оказаться последней.
Наконец, он оказался внутри. Максим рванул дверь на себя, и едва та успела закрыться, в проеме мелькнула волчья морда. Следом раздался глухой удар о металл. Потом еще один. Волк в исступлении продолжал бросаться на дверь, еще и еще, и еще… но все было тщетно.
Максим пытался перевести дух. Руки дрожали, не желая отпускать рукоять пистолета. Сердце как бешеное тряслось в груди. Из глубины вагона доносились взволнованные голоса. Он устало облокотился о стену.
«По крайней мере, внутри поезда безопасно», – подумал Максим.
Он и не догадывался, что вскоре все изменится.
Раненого Седого разместили на боковой койке у окна. Он перестал кричать, лишь изредка стонал, хотя все это время оставался в сознании. Катя с ужасом смотрела на его раны. Голень пострадала особенно сильно. Сквозь рваные кожу и мышцы, покрытые кровью, виднелась кость. На правой руке остались глубокие колотые раны от клыков; указательный палец болтался, словно ничто его не держало, кроме тонкой полоски кожи. Из ступора Катю вывели истошные визги Аделины:
– Боже мой, посмотрите на него! Он умирает! Сделайте же что-нибудь!
– Нужно обработать раны и перевязать его, – сказала Катя. – Дайте мне тряпки… нет! У проводника должна быть аптечка. Аделина, Доминик, не стойте!
Они кинулись в сторону купе проводника, едва не столкнувшись с Максимом, который с пустым взглядом как раз плелся оттуда. Его рука продолжала сжимать рукоять пистолета.
Он устало опустился на койку напротив. Взглянул на Седого, покачав головой.
– Хреновый получился первый день на воле, – хрипло выдавил тот. – Походу, он же и последний. Говорили мне – возьмись за ум… А я, как дурак, на сходку поехал…
– Молчи, береги силы! – велела ему Катя. – Если остановим кровь, ты наверняка сможешь продержаться до прихода спасателей.
