Я дождался согласного кивка.
— Тогда все, пшел вон.
Я смотрел на всплывающего единорога и на пяток мертвых рыбин, подталкивающих его к берегу, слушая как Пофиг тихонько напевает:
На дурака не нужен нож,
Ему лишь глефу в задницу воткнешь
И делай с ним что хошь
И делай с ним что хошь…
Хм распелся тут…
Я брезгливо отбросил голову бедного крококроля и обратился к Пофигу:
— Ты давай, обшманай тут все, что осталось. Пару рыбин в провожатые возьми, сплавай вниз по течению, не далеко только, может кого догонишь еще, а я наверх, гляну что там и как.
Вновь подключиться к камере получилось в момент, когда Добрыня, взлетев над землей, слету проломил череп драконоида. Сердце мое радостно затрепыхалось, но буквально через секунду болезненно сжалось, когда черные зазубренные когти ящера распороли стальной доспех, разрывая мышцы на груди огра и ломая его ребра. Страшная пасть сомкнулась на его шее, почти откусив голову, миг и Добрыня растаял в воздухе, отправляясь на перерождение. Кулаки мои непроизвольно сжались, но поделать я ничего не мог, только следить за быстро удаляющимся единорогом, плывущем на тяге в четыре копыта и пяти рыбьих сил. Я вновь уставился на поле боя, где ящеры, завибрировав, частично закопались в землю и, изогнувшись, метнули камни в наступающих на них защитников города. Ошметки сгнившей плоти, обломки костей и горячей алой крови взлетели до верха стены, а затем жутким дождем обрушились на стоящих за насыпью защитников города. Люди в панике заметались по запруженной улице, топча упавших, и старались убраться как можно дальше от надвигающегося ужаса.
— Черт бы побрал, где эта рогатая скотина? — Я бессильно скрипел зубами, глядя на то, как жрецы драконоидов добивая раненых защитников города, поднимаются на самый верх и останавливаются над телом герцогского сына.
— Ну же! — Проорал я, понимая, что меня все равно никто не услышит, — начинай!
Жрецы подняли свои посохи для последнего удара и на миг замерли в неподвижности. Из окутавшего их окровавленные ноги поля цветов вспорхнула бабочка. Трепеща переливающимися крылышками, она села на навершие посоха, прошлась по нему, недовольно подергивая прилипающими к подсыхающей крови лапками и увидев порхающую рядом товарку, вновь сорвалась в полет. Стайка райских птичек, весело щебеча, расселись на плечах застывших в напряжении жрецов. Миг и они снова в воздухе, кружат над благоухающими цветами, сплошным ковром покрывших развалины стены. Еще миг и фигуры жрецов исчезли, рассыпаясь на стайки разноцветных райских птичек, а на пестрый луг, ступая так легко, что не смялся не единый цветок, вышло чудесное виденье. Белоснежный, сверкающий серебристыми искорками единорог, обвел своими огромными, фиалковыми глазами раскинувшееся поле, подергивая ноздрями, втянул ароматный воздух. Застывшие вокруг фигуры ящеров и драконоидов вздрогнули, в свою очередь рассыпаясь на мириады разноцветных бабочек и пестрых птах. Вокруг разливается благостная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом ветра, да стрекотанием цикад. Ну, еще возможно пьяным ревом дракона смерти:
