Так произносится по буквам красный.
Так произносится по буквам красный.
Камни красные. Божьи коровки тоже.
К-р-а-с-н-ы-й. К-р-а-с-н-ы-й.
К-р-а-с-н-ы-й. К-р-а-с-н-ы-й.
Она пела на мотив песни «Братец Якоб»[18] и моргала остекленевшими алебастровыми[19] глазами.
Я в отрицании покачала головой. Поднялась на ноги, но поскользнулась на скользких, покрытых кровью, камешках, и приземлилась на спину. Мои зубы клацнули. Я попыталась сесть, но не смогла. Попыталась проснуться, но не смогла.
Внутренности скользнули по моей шее, сдавливая ее. Я схватилась за горло, пытаясь закричать, но мои крики были беззвучны.
Жертвы Бога — это сокрушенный дух;
Разрушенное и сокрушенное сердце,
О Боже, ты не презришь.
— Священная Библия, Псалтырь 51:17
Я отчаянно пыталась вырваться, но мои лодыжки и запястья держали чьи-то руки. Джоэл лежал вдоль моего тела, вдавливая в матрас. Его щека прижималась к моей.
— Иви. Иви. Проснись. Ш-ш. Все хорошо. Все хорошо.
Стив нависал над моей головой, удерживая меня за руки. Его испуганный взгляд встретился с моим, и он отвернулся. Юджин у моих ног пытался перевести дыхание. Лицо Джоэла замерло в дюймах от моего лица, глаза потемнели.
«Что такого я сделала во сне, чтобы вызвать такие выражения на их лицах?» Горло саднило.
— Можете уже отпустить меня.
Джоэл сел и взял меня за запястья. Он вытянул их передо мной. Под моими ногтями была свежая кровь. Когда он меня отпустил, я коснулась горла. Провела по глубоким царапинам на коже. Моя рубашка прилипла к груди, теплая и влажная от пота. Вонь скотобойни до сих пор ощущалась в моем носу.
Глаза моего отца, открытые и ждущие, надломили что-то во мне. Боль выжигала лоб изнутри. Здравый смысл разлетелся на куски. Я посмотрела на Юджина.
— Ты знаешь, как добраться до оврага у дома старика Пола Харлина?
— Я знаю, где это. Впадает в озеро у отметки L2. Там ловится хороший судак.
— Ты отвезешь меня? Сама я это не найду.
* * *
Мы уплыли на ранчо на отцовской лодке еще до рассвета. К тому моменту, когда солнце поднялось над горизонтом, мы нашли его тело.
Трупное окоченение наступило и спало неделями ранее. Высушенная солнцем кожа клочками висела на его теле, раздувшемся от гнилостных газов.
Мы перекатили его тело на пропитанную бензином кучу дров. Несмотря на разложение, я знала, что это он. Медаль Святого Фрэнсиса все еще болталась на его шее.
Я стояла над ним, мои мышцы напряглись под весом оружия и жилета. Глаза горели, и я хотела, чтобы слезы пришли. Но этого не случилось. В груди бурлила лишь пустота, образующая комок в горле.
