ее — не стало от них отбоя. За десять лет извели медведей по всей округе, а паны наложили большие налоги за зверя и жестоко наказывали, кто бил без дозвола.
Отряд Жабицкого остановился возле дома дьякона. Капрал устало переступил порог. Дьякон встретил радушно и сразу же попросил к столу. Трапезничать Жабицкий не стал, ибо поставил дьякон на стол остывший кулеш и толченый лук с квасом. Такую снедь капрал считал холопской и с брезгливостью посматривал на стол. Жабицкий похвалился, что имеет поручение самого польного гетмана Януша Радзивилла. Дьякон качал головой, вздыхал, но лучшей снеди на стол не поставил. Что касается черкасов, рассказывал все, что было ему известно.
— Подходили близко, а сам не видал, ибо в Горвале оные не показывались. — Дьякон затряс хилой головенкой. — Верст двадцать отселе попалили маенток и пропали. О, иезус, когда будут покараны злодей?!
— Один схизмат вчера душу отдал. Гаркуша.
— Гарку-уша-а? — глаза дьякона округлились. — Он-то люгавил здесь.
— Господь вынес ему вырок[11]… Теперь ищу войско пана Валовича.
— Слыхал я, что к Мозырю ушел.
— Хорошо. И мне загадано к Пинску двигаться.
— Шлях тут один. В сторону не уведет.
Ночь отсыпались рейтары в Горвале, а с рассветом сели на коней. До Мозыря один переход. В город пришли вечером. Вымер Мозырь. Ни огонька, ни людского говора. Возле городской ратуши Жабицкий увидел стражника. Обрадовался ему. Стражник из охраны некоего пана. Тот оставил маенток в Гомеле и едет с семейством в Варшаву. Про войско пана Валовича стражник слыхал. Говаривали, что войско ушло к Пинску. Жабицкий обрадовался: надоело болтаться в седле.
Под Житковичами пана Валовича не оказалось. Всю дорогу тревожное чувство не покидало Жабицкого: то засады ждал, то внезапной встречи с черкасским загоном. Неузнаваемы стали деревни Речи Посполитой. Где то золотое спокойствие, о котором много раз слыхал от шановных панов в Полоцке и Пинске? Полдня будешь ходить по деревне, пока найдешь хлопа. Разговаривать стали настороженно, в глаза не смотрят. Все больше и больше покинутых хат. Мужики с семьями бегут на Московию. А бывает, что в хате баба с детишками. Спрашиваешь, где мужик — пожимает плечами, говорит, что в поле ушел, на барщину. Пойди, проверь, в поле ушел или к черкасам с топором сбежал. Неспокойно на душе у Жабицкого, хоть и порубил он Гаркушу, хоть и пустынные дороги. Сожженные маентки, разбросанные мосты на шляхах и завалы в лесу — плохая примета.
