— Ладный мех… А все плачешь, что деньгу не имеешь. Небось, не последние…
— Деньги нет. А соболей дочке на свадьбу берег. Да не выходит… Это тебе первый расчет, пане. — Шаненя свернул мешок, сунул его под локоть и вышел на крыльцо.
Скочиковский ковылял следом.
— Завтра до полудня чтоб в рудне был. С приказчиком разговоров не веди и глаза ему не мозоль. Сам приеду… Там пудов двадцать пять будет.
Шаненя кивнул. Косясь на псов, что лежали под акацией, высунув розовые языки, пошел к калитке.
3
Под вечер детишки с шумом прибежали в хату Гришки Мешковича.
— Тишей! — сурово крикнул Мешкович. — Раскудахтались…
Самый старший, Васек, шмыгал носом и говорил, запыхавшись от быстрого бега:
— Возле канавы дядька лежит пьяный-пьяный… И весь в крови…
— Кто это может быть? — удивился Мешкович.
Детишки дружно пожали плечами:
— Не наш…
— С какой же улицы, если не наш?
— Сходи посмотри, — тихо сказала баба и заворочалась со стоном на полатях.
— А ты лежи, — в ответ проворчал Мешкович. — Бражничают, а потом бьют рыло на камне. — Гришка воткнул иголку в холст, положил недошитую шапку на стел и, не снимая фартука, тяжело поднялся. Вышел во двор, вытянул шею, издали оглядывая человека. Детвора пустилась за ним следом.
На пыльной траве возле канавы с зеленой заплесневелой водой неподвижно лежал мужик. Мешкович подошел ближе, всматриваясь в измазанное кровью лицо, и, охнув, присел.
— Карпуха!..
Тот раскрыл глаза и, ворочая белками, оскалил редкие зубы. На губах его засохла красноватая слюна. Он застонал, тихо и часто вздрагивая. И вдруг из его полураскрытого рта вырвался слабый, прерывистый смех.
— Ты чего, Карпуха?!.
Страшная догадка овладела Мешковичем. Покосился в сторону шляхетного города, наморщил лоб.
— Беги, Васек, зови Ивана Шаненю!
Мальчишка стрелой пустился по улице. За ним вприпрыжку бросились остальные. Тотчас возле канавы стали собираться мужики и бабы. Вздыхали и охали, качая головами. Расступились, когда, широко ступая, подошел насупленный Шаненя. За ним — Алексашка и Ермола Велесницкий. Прибежал Парамон.
— Он про Небабу… Братом называл… Веревкой скрутили руки и повели, — рассказывал Парамон.
— Отбили мужику память.
— Куда его теперь?
— Понесем в мою хату, — решил Шаненя.
Мужики подняли Карпуху и понесли. Положили его в сенях. Здесь прохладней и мух меньше.
Устя, намочив тряпицу, осторожно и боязливо вытирала лицо Карпухи. Алексашка наблюдал со стороны, как украдкой смахнула девка слезу и приложила конец платка к покрасневшим глазам. «Сердобольная все же», — решил Алексашка. Потом Устя поила Карпуху зельем, что принесли бабы. Долго смотрел Шаненя на бледное отекшее лицо мужика и заключил, что пытали Карпуху на дыбе: нет ни царапины на теле, ни подтеков.
