Неизвестный В. Я. Пропп | страница 21
Свисток как разорвал Федю. Он встал, как будто целый, но уже не целый. Части не сходятся так, как прежде. В глазах появляется недоверие.
Бывает зима, бывает лето. Но Федя этого не знает. Бывает город и дача. Это уже более понятно. Город — это прежде всего коридор, широкий коридор, по которому можно бегать и по которому бегают все — он, Нелли, Боба, даже няня.
Город — это окна. На стеклах растут хрустальные папоротники, лилии. Поэтому Федя скажет, что он был в лесу, а Боба ответит:
— А ты не ври.
Но он не врет. Он на дворе ловит снежные звездочки. Двор большой, и в нем растут деревья: каштаны, яблони, тополя. Каждое дерево обнесено зеленым забориком с белыми верхушками. Однажды вечером из-под пальто Бобы посыпались солдаты: он спилил верхушки с заборчиков; на каждой верхушке была острая белая шапочка.
Он и Нелли гуляют с няней. Они гуляют в церковном садике у самой Невы.
Но однажды прогулка началась странно. Как только захлопнулась дверь, няня вынула из кармана две хлопушки с конфетой. На каждой конфете была наклеена картинка.
— Вот вам. Сегодня мы не пойдем в садик. Мы поедем через Неву, только молчите, маме ничего не говорите. Если мама спросит: «Где вы были?» — то вы говорите: «Мы были в церковном саду».
Хлопушки не хлопали, а конфеты были невкусные, мучные.
Но через Неву поехали на санках. Кто-то большой и толстый пыхтел за санками. Санки скользили по синей ледяной дорожке, обсаженной елками. Навстречу неслись такие же санки. В них сидели дамы в шляпах, дети и мужчины с тросточками. Впереди тоже бежали санки, и кривоногий человек с зеленым шарфом коньками стучал о лед: от этого санки и двигались.
Эта дорога вела в другой мир. Этот другой мир назывался очень странным словом, он назывался: Охта.
Да, разве в этом мире бывают такие деревянные скрипучие лестницы? Такие двери, обитые лохмотьями? Такая вонь? Такие низкие и темные комнаты?
В комнатах сидят очень странные и страшные люди с большими усами, а один — с бородой и красным шарфом. Такие бывают извозчики или дворники. Только дома они — не страшные. А здесь они — страшные. Это и называется Охтой. Они сидят за столом и что-то очень страшно делают ножами. На стене висят бумажные веера. Лица сверкают сквозь дым. На столе — рюмки и бутылки. В рюмки наливают чистую, белую воду, отрезают хлеб такими толстыми кусками, что надо ужасно широко раскрывать рты, чтобы засунуть хлеб за зубы. Да, они все ужасно широко раскрывают рты и суют туда хлеб, огурцы и селедку. Они смеются сквозь дым и пар, и Феде кажется, что это — разбойники. Когда они пьют воду, они опрокидывают голову назад, рюмкой хлопают о стол и ужасно кряхтят.