Взгляд инспектора внезапно упал на билеты в Савой.
— «Йомены гвардии»! - воскликнул он. — Люблю Гилберта и Салливана, но боюсь, очень нескоро смогу потратить на них вечер. Наслаждайтесь, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Пришлите за мной, если состояние леди Велли изменится.
Я обещала, что мы выполним просьбу, и Стокер встал пожать ему руку.
Инспектор повернулся ко мне.
— Рад узнать вас немного лучше, мисс Спидвелл. Леди Велли очень высоко ценит вас, очень высоко. Я начинаю понимать, почему.
Его отъезд оставил тяжелую тишину. Стокер занялся поиском колбасы, чтобы скормить собакам.
— Мы начнем ссориться сейчас или позже? — я спросила приятно.
Он тяжело вздохнул и бросил Гексли немного начиненной травами свинины.
— Мы вообще не будем ссориться.
Я моргнула.
— Прошу прощения?
— Вероника, ты можешь дать мне небольшой кредит за то, что я знаю тебя, как самого себя. Мы можем спорить до бесконечности об этом нелепом стремлении. Закончится же тем, что ты будешь в опасности, а я послушно пометусь за тобой, как твой мастиф.
— Не мастиф, — запротестовалa я. — Партнер.
— Помощник, как ты мне однажды сообщила, — ехидно напомнил он.
— Признаю, я была неправа. Мы — равноправные партнеры в этих предприятиях. Оба извлекли пользу из них, оба пострадали от них. Мы решили в них участвовать по обоюдной инициативе. И в равной степени заслужили и порицания, и уважения.
— Точно. И мне сейчас не очень хочется ссориться с тобой, — его глаза намекающе блестнули.
— О, — я внезапно затаила дыхание. — Я тоже предпочла бы поступить иначе.
Я сделала шаг вперед, но он быстро двинулся, оставив саркофаг между нами.
— Это не очень хорошая идея.
— Что не так?
— Близость, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Последние годы я провел, строгo контролируя свои низменныe инстинктв. Но когда я с тобой, мне трудно сосредоточиться на более высоких целях.
Я тяжело сглотнула.
— Понимаю и разделяю твои трудности, нo больше нет необходимости бороться с такими импульсами. Мы уже решили, что пора разрубить этот гордиев узел.
— Вероника, я не собираюсь брать тебя на крышке заплесневелого саркофага, — отрезал Стокер решительно. — Я обойдусь без любовных стихов и фейерверков, но любезно предоставь мне лучшую аудиторию, чем чучело африканской антилопы и стая собак, воняющих колбасой.
(Ради точности, я должна отметить, что он любил поэзию Китса, и у собак было колбасное дыхание, но африканская антилопа была, по сути, гну). Я кивнула.
