А вот если нынешние киногерои фальшиво ноют, пытаясь передать свое душевное волнение, то их не могут спасти ни Ахматова, ни Цветаева, ни Дунаевский, ни Петров, ни Сидоров!
За них прекрасно спели бы за кадром люди, обладающие музыкальным слухом и красивым тембром голоса.
Мне не раз приходилось петь и в спектаклях, и в кинофильмах, в кадре и за кадром, но всегда меня заботили чистота звука, голосовая выразительность, а уж потом «душевность» и актерское мастерство.
Зато и краснеть не приходится за свое актерское пение.
Надо помнить, что, каркая во все воронье горло, сыр, конечно, не потеряешь, а вот уважение к себе потерять можно.
По утру выпал первый снег, и все вокруг заулыбалось. Стало радостно оттого, что грязь и пыль спрятались под снегом и жизнь стала чище.
А люди тут же стали лепить снежки.
Снежки, побывав в руках человека, темнели и становились жесткими.
Но людей это не заботило. Зато снег уже не чувствовал себя новорожденным. Человеческие руки крепко сжали его и оставили на нем свою грязь. Это бы еще ничего. Но когда снежками стали швырять друг в друга, снег взмок от боли и стыда и превратился в серое месиво, которое люди стали сгребать лопатами в кучи. Но не все снежки ударялись обо что-то. Те, кому повезло, превращались в снежные комья, из которых люди стали катать снежные скульптуры, уродливые, безногие и короткорукие. А чтобы совсем унизить снежные творения, на голову им надевали старые, ржавые ведра, а на место носа втыкали грязные морковки. И называли их бабами!
Скатывая такую бабу, люди снимали с земли тонкий слой белого снега, и на свет появлялись снова грязь и пыль.
Так в жизни и бывает. Пройдя через человеческие руки, белый снег становится серым жестким снежком, светлые, красивые купюры – грязными взятками, юные девочки – ночными жрицами любви.
И люди привыкли к этому, потому что так было всегда!
С вечера я чувствовал себя неважно: переел сала и капусты провансаль.
Меня подташнивало, но я мужественно досмотрел очередную юбилейную передачу королевы шоу-бизнеса и забылся тревожным сном.
Сначала в голове звучала музыка и чей-то очень знакомый голос предупреждал, как «опасен айсберг в океане», потом он превратился в голос диктора, который объявил, что до отлета самолета осталось совсем ничего, и все пошли. Я поплелся за всеми, напевая про себя: «Салло, салло, салло-провансалло, е!»
Перед трапом нас встречала рыжая бортпроводница в голубой униформе, с очень короткой юбкой, толстыми х-образными ножками и прической в стиле Медузы горгоны. Она властно напомнила нам, что мы летим в одну из самых богатых стран с самым бедным населением. Как называлась страна, я не помню. Самолет поднялся в воздух, и вот тут-то все и началось!
