– Собирайся – кивнул мне Мезенцев – Поедешь в больницу.
– Давайте в Первую Градскую его отправим – предложил врач – я договорюсь об отдельной палате.
– На Ленинский? – спросила Вика – А можно мне с ним?! Я его одного теперь не оставлю!
– Езжай, конечно, красавица – устало улыбнулся генерал – я распоряжусь.
– Степан Денисович, на два слова! – я кивнул в сторону коридора.
Мы вышли из кабинета, я без сил прислонился к стене.
– Алексей, мне некогда! Там на Пленуме первые секретари орут, вот-вот ситуация выйдет из под контроля.
– Родион – это же Малиновский? Он арестован? – я пытался собрать мысли в кучу, но получалось плохо.
– И Суслов тоже – Мезенцев посмотрел на часы.
– И кто теперь станет Первым секретарем ЦК?
– Микоян, наверное – пожал плечами генерал.
Этот интриган и хитрец?!? Тот самый Микоян, что «счастливо» избежал расстрела по делу 26 бакинских комиссаров?? Да на нем же клейма ставить негде – непотопляемый Анастас! Такой человек скорее сам страну потопит. Продаст быстрее, чем Горбачев с Ельциным.
– Степан Денисович! Нельзя Микояна делать Первым секретарем ЦК!
– Много ты понимаешь! – раздраженно ответил Мезенцев – В ЦК большинство у секретарей обкомов. А Микоян с ними со всеми “вась-вась”, уже небось раздает обещания, да посулы…
– И пусть раздает. А вы сломайте ему игру!
– Да как?! Микоян – старейший член Партии и ЦК, у него все нити в руках!
– Дайте Пленуму другую удобную кандидатуру.
– Какую?!
Кого же предложить? Я вижу, что Мезенцев уже совсем потерял терпение. Сейчас уйдет. Косыгина? Но «золотой пятилетки» еще не было – у Алексея Николаевича просто еще нет того авторитета экономиста мирового класса, который он заработал в «моей» истории. Мазуров? Та же история. Отличная кандидатура – воевал среди белорусских партизан, был ранен, честный и прямой человек. Но у чиновников не пройдет. Он ведь из своих, из первых секретарей обкомов, и те будут завидовать – из принципа не проголосуют.
– Товарищ, Мезенцев! – из кабинета выглядывает доктор, озабоченно на меня смотрит – Русина надо уже везти. На нем же лица нет.
За спиной доктора я вижу обеспокоенную Вику.
– Все, Русин, спускайся во двор и езжай в больницу. Я пошел.
Кого же предложить-то?! Поврежденная печать на груди отзывается сильной, пронзительной болью, я слышу где-то совсем далеко грохот Слова. Да, неужели?!
– Степан Денисович! Предложите им Гагарина!! – Слово в голове отзывается космическим рокотом одобрения, печать раскалывает грудь дикой болью, и я падаю на пол. На меня вновь накатывает беспросветная чернота.
