— Сигнал поступил! — сказала проницательная Любаша.
— Допустим. Но вот что странно: зачем же область запрашивает меня об основаниях и мотивах, когда эти основания и мотивы ей, области, прекрасно известны?.. Если сигнал поступил — область сама должна отбиваться. И я-то при чем?.. Мне тогда предложили рассмотреть — я и рассмотрел.
— Но ведь первая бумажка подписана самим Судариным, а вторая — Брусковым. Понимаете?
— Понимаю… Хотя нет, ничего не понимаю. Как им ответить — вот что вы мне скажите!
— Поговорите по телефону с Судариным, — посоветовала Любаша.
Вечером Конский соединился по междугородному телефону со Степаном Петровичем.
— Здравствуйте, Степан Петрович! — довольно бодро начал Герасим Никитич. — Это Конский говорит, Р-ский райсобес. Мы тут получили от вас одну бумажку…
— Хорошо, что вы позвонили! — перебил его Сударин.
— Я, Степан Петрович, сразу сообразил, что дело тут…
— Обождите! — рявкнул в трубку Степан Петрович. — Я только что получил письмо от своей старухи. Зачем вы делали у нее ремонт? Кто вас просил?
— Вы!.. То есть вы, Степан Петрович, непосредственно не просили, а, так сказать, намекали… через письмо.
— Через какое письмо? Вы что, с ума сошли?
— Нет, еще не сошел, — уже без прежней бодрости ответил Конский, — но, так сказать, близок… Вы же сами переслали нам письмо Анфисы Сергеевны…
— Какое письмо? Кому оно было адресовано??
— Дорогому сынку… Вам, значит… А потом, значит, мне…
— Слушайте, вы действительно с ума сошли. Как я мог послать вам личное письмо матери, подумайте?!
— Не знаю, Степан Петрович. Возможно, что сейчас я уже… того… действительно рехнулся. Но когда я его получил, я был в свежем уме и здравой памяти. Как сейчас помню! Даю вам слово, что письмо у меня. На препроводительном отношении стоит подпись…
— Чья?
— Ваша!.. А теперь товарищ Брусков требует от меня объяснений…
Говорили они долго (телефонистка несколько раз грозила прервать их разговор), пока, наконец, не поняли друг друга и не разобрались во всей этой истории.
— Ну, спасибо вам, товарищ Конский! — с укором сказал на прощанье Сударин. — Видите, к чему приводит, извините меня, подхалимство. И себе устроили неприятность и меня подвели.
— Принимаю ваше «спасибо» только отчасти, Степан Петрович, — резонно ответил ему обиженный Герасим Никитич, — а главное «спасибо» вы своему Брускову скажите!..
* * *
Дело это разбиралось в надлежащих инстанциях. Сударину был объявлен строгий выговор с предупреждением, а Конского и Брускова сняли с работы.
