— И тебе еще не надоело это? — Ольга подняла голову, глаза ее вспыхнули, засветились, озарили ямочки на щеках, линию губ, крылья носа, все лицо, теплым внутренним сиянием. Это было заметно даже и в густоте сумерек.
— Чудачка ты Олька! Смешная моя чудачка! Почему это может вдруг надоесть? Это же просто счастье. А состояние счастья еще никому и никогда не надоедало.
— «Только оно, Счастье, и делает человека равным всему Высшему во Вселенной», — помолчав, прошептала она. — Так говорил, кажется, Вольтер. Или Монтескье? Не помню. Вечно я путаю названия! — Она уткнулась носом в плечо Алексея, но вдруг подняла голову, принюхиваясь:
— Леш, а у нас с тобой опять что то убежало… На кухне. Молоко или чай? Не пойму. Пахнет странно!
— Черт возьми! — Ошарашено вскинул голову Алексей. — Ежкин хвост! А я вечно забываю про эту заварку! Наверное, там уже и чайник вообще сгорел! Голова моя садовая! Нет, нет, Олька, далеко нам еще с тобой до Олимпа! Ведь у богоравных такой дырявой памяти, как у нас с тобою, вовсе не бывает, это уж точно! — Алексей помчался по коридору, на ходу выхватывая из стенного шкафа посудное полотенце.
— Это уже совсем неважно, Леша, — богоравность или не богоравность. Я согласна жить и просто у Олимпийского подножья. Лишь бы быть там с Тобой, любить Тебя и рисовать, рисовать профиль Бога. Рисовать хоть целую вечность! — ответила мужу Ольга и, придерживаясь рукой за стену, поспешила за ним. — Не обожгись только! — на ходу крикнула она. — Осторожней, пожалуйста!
… В открытые окна, смешиваясь с запахом молока и чая, вплывал очередной майский вечер, с густым ароматом нагретого битума, зеленой свежей листвы, пыли и бурно цветущей акации, уже начинающей тихо увядать от слишком ранней жары…
© май 2007, г. Princess. Макаренко Светлана, член МСП «Новый Современник»
