Даже в этом он, получается, настоял на своём. Внутренне, что по тем временам уже много и достойно похвал, – победил.
От самого невероятного из всех, кого ей пришлось повидать на веку своём, на посту своём, посетителя – так невозможно пахло, что Фурцевой стало дурно.
– Вы кто? – прикусила губку и слабо спросила она.
Толя вскинул тогда на дамочку, на Екатерину Третью, на министра всея культуры, ангельски кроткие, карие, с поволокою влажной, глаза – и скромно ответил:
– Я – Зверев!
Потом достал из-за пазухи сложенную в несколько раз газету «Советская культура», неспешно развернул, громко в неё высморкался, так же неспешно свернул и положил обратно.
Это решило всё.
Фурцева что-то вдруг поняла.
Может быть, поняла.
Вернее, интуитивно почувствовала, что этого человека ничем не прошибёшь.
Она отступила к столу, на котором громоздились афиши зверевских выставок, каталоги и образцы западной прессы, приготовленные с определённой целью – в нужный момент показать на них и гневно спросить: «Что это такое?»
Но Фурцевой было не до разборок.
Её мутило.
Зверевский, звериный, чудовищной крепости, запах – волной прокатился по кабинету и настиг министра культуры.
Пусть она и была, как поговаривали, женщиной пьющей, – но такого букета выдержать не могла.
Участливо глядя на Фурцеву, Зверев снова полез за пазуху, за «Советской культурой», намереваясь высморкаться.
Фурцева бессильно опустилась в кресло.
Проработка не состоялась.
Что за гипнотическая сила исходила от невозмутимо стоящего посреди кабинета художника?
– Идите, идите! – только и сказала Фурцева. – Всё хорошо. Идите с Богом!..
И томно махнула ручкой.
Зверев невозмутимо повернулся и вышел.
– Ну что? – спросили его вежливые люди, дожидавшиеся в коридоре, – доигрался?
Зверев победоносно взглянул на них:
– Сказала, что всё хорошо. Чтобы шёл с Богом. Не верите – спросите. Она подтвердит.
Из кабинета донеслось характерное бульканье наливаемой в стакан жидкости.
Потом раздался облегчённый вздох и прозвучало самоуспокоительное:
– Всё хорошо!..
Граждане, караулившие у дверей, обалдели.
Зверев достал из-за пазухи «Советскую культуру» и смачно высморкался в неё.
Назидательно поднял палец:
– Вот так! Всё у меня хорошо. А теперь везите меня домой, в Свиблово-Гиблово. Я иду. С Богом!..
…Закончив рассказывать, Зверев похохатывал.
Рука его тянулась к карандашу.
И вот на случайном листке уже мчалась куда-то в пространство ускользающая от погони лошадка. В яблоках.
(О художник!
