– Прости, Оушен, – выдохнула я. – Не могу я. Не могу.
– Почему?
– Потому.
– Почему потому?
– Потому что ничего не получится. – Меня трясло. Собственные слова казались бредом. – Ничего.
– По-моему, это от нас зависит, получится или нет. По-моему, все в наших руках.
Я качнула головой.
– Тут слишком много трудностей. Ты просто не понимаешь. Но ты не виноват. Ты рос в другой среде. Тебе кажется, все у тебя будет как запланировано, плюс я. А на самом деле жизнь со мной – и даже не именно со мной, а с любой девушкой вроде меня… – Я замолчала, подбирая слова. – Короче, тебе будет слишком тяжело. У тебя друзья, родственники… Подумай о них…
– Да почему ты так уверена, что меня волнует чужое мнение?
– Потому что когда-нибудь…
– Никогда. Ни потом, ни сейчас.
– Ты говоришь под влиянием момента. Но разве ты можешь поручиться за свои будущие ощущения? Поверь, Оушен, придет время, когда тебе станет не все равно.
– Может, я сам за себя решу?
Я продолжала качать головой. Взглянуть на Оушена не решалась.
– Послушай, Ширин.
Он взял мои руки в свои – и только тогда я осознала, как они дрожат. Наверное, с самого начала у меня была эта противная дрожь, и он видел! Оушен сжал мои пальцы. И притянул меня к себе. Сердце совсем ошалело.
– Послушай меня. Поверь мне. Я плевал и плевать буду на чужое мнение. Мне параллельно, поняла?
– Нет, не параллельно. Это только так кажется. На самом деле – нет.
– Откуда у тебя такая уверенность?
– Из личного опыта. Я сама повторяю, что мне плевать на других. Что меня их отношение не волнует. Что отморозков с их тупыми замечаниями я в гробу видала. Но это неправда. – Вот и высказалась. В глазах отчаянно защипало. – Будь это правдой, Оушен, я бы так не расстраивалась. Я бы не бесилась. Бешусь – значит, я слабая. Вот логически рассудить: какие могут быть обиды? Городской сумасшедший, распоследний бомж, вопит мне вслед: «Проваливай отсюда, террористка!» Мне бы мимо ушей пропустить – а я трястись начинаю. Каждый раз! Каждый раз будто хлыстом бьют! Только в последнее время боль чуть быстрее проходит. – Я сделала паузу и продолжила: – Где тебе знать, каково это? Ты мою жизнь в деталях не представляешь, ты не представляешь, на что подпишешься, если решишь быть со мной. А ведь ты, Оушен, в таком случае будто в другой лагерь переметнешься. Причем открыто. Сам себя сделаешь мишенью. Подумай об этом! Вот ты живешь в счастливом, удобном мире, а если…
– В счастливом? В удобном? – перебил Оушен. – Как бы не так! – Глаза его вдруг сверкнули, он заговорил со страстью: – Если моя жизнь считается счастливой, значит, в мире полный хаос! Раньше я думал, что не полный. Теперь понятно. Я, Ширин, чтобы ты знала, совсем не считаю себя счастливым. И я не хочу уподобиться своим родителям – ни судьбой, ни характером. Все остальные, кого я знаю, тоже, кстати, на образец для подражания не тянут. Мне чего-то своего нужно. И я сам буду выбирать, как жить и с кем.
