– Вот я и подумал: посижу-ка под своим деревом, вдруг Ширин появится, – продолжал Юсуф.
– Очень мило… – бросила я. Взгляд заскользил по другому участку кампуса.
Юсуф чуть наклонился ко мне.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет. Я просто…
– Привет.
Я резко развернулась. Наконец-то! Но уже в следующую секунду меня одолели мрачные предчувствия.
Оушен таращился на нас с Юсуфом.
Потому что расстояние между нами было подозрительно мало.
Я поспешила его увеличить. Сразу на пять футов.
– Привет.
Вымучила улыбку. Оушен уже не смотрел на Юсуфа. Но по-прежнему сомневался.
– Так это ты его искала? – с явным удивлением уточнил Юсуф.
Я еле сдержалась. Язык чесался рявкнуть: не до тебя сейчас, Юсуф, испарись, что, сам не видишь…
– Э, да тут серьезно! – воскликнул Юсуф. Шагнул к Оушену, как бы для рукопожатия. Но нет, руки он ему не подал. Он вдруг обнял Оушена, притянул к себе и хлопнул между лопатками. – Выходит, ты знаком с Ширин? Мир тесен.
Оушен стерпел объятие, однако сам хлопко́м по спине не ответил. По глазам я видела: он почти в бешенстве, и только хорошее воспитание не позволяет ему уклониться от нарочитого проявления дружелюбия. Оушен ничего не сказал. Не предложил никакого объяснения.
– Слушай, Юсуф, мне и моему другу надо поговорить наедине, – произнесла я. – Мы, пожалуй, пойдем поищем…
– О’кей, – спохватился Юсуф. – Тогда буду краток. Я зачем тебя караулил? Хотел узнать, постится твоя семья или нет. В первую ночь Рамадана мои родители всегда накрывают обильный стол для ифтара[10]; так вот, они передали, что ждут тебя, твоего брата и, конечно, ваших отца и мать.
Какого дьявола?
– Откуда ты знаешь, что у меня есть брат?
Юсуф сдвинул брови.
– Мы с Навидом пересекаемся почти на всех занятиях. После нашего с тобой знакомства я произвел несложные вычисления и догадался, что он твой брат. А он разве про меня не говорил?
– Не припомню. – Я покосилась на Оушена. Вид у него был, словно ему под дых саданули. – Ладно, Юсуф, я передам своим насчет ифтара. А сейчас нам пора.
Я была как в тумане. Чуть не забыла, что надо поблагодарить за приглашение и попрощаться. Получилось неуклюже. Нелюбезно. Потому что перед глазами так и стояло лицо Оушена – перекошенное, искаженное подозрением.
Я сказала Оушену, что не представляю, где мы могли бы поговорить, – всюду народ, разве только в библиотеке никого не будет, но там-то как раз говорить и запрещено. Оушен предложил:
– Давай у меня в машине. Она на парковке.
