Я поежился, и вовсе не от холода. А оттого, что почувствовал ловушку. Я все еще не выяснил, зачем меня тащили через Британию, но заподозрил, кто мог положить в капкан наживку.
– Старый я дурак, – вырвалось у меня.
– А поутру встанет солнце.
– Лорд принц! Лорд принц! – прервал нас взволнованный голос. По парапету к нам бежал маленький воин – крохотный, как ребенок, но облаченный в кольчугу, с копьем и в шлеме, украшенном красными и белыми лентами.
– Сестра Сунгифу! – с чувством сказал Этельстан, когда крошечная фигурка опустилась перед ним на колени. Принц коснулся одетой в перчатку рукой ее шлема, и женщина с обожанием улыбнулась. – Это лорд Утред Беббанбургский, – представил он меня. Потом обратился уже ко мне: – Сестра Сунгифу собрала ополчение из пятидесяти женщин, которые стоят дозором на стенах, давая моим воинам время отдохнуть, и вводят врага в заблуждение насчет нашей численности. Эта уловка отлично сработала!
Сунгифу посмотрела на меня и лучезарно улыбнулась.
– Лорд принц, я знакома с лордом Утредом, – сказала она.
– Ну конечно, – отозвался Этельстан. – Я припомнил теперь, что ты мне об этом говорила.
Сунгифу улыбалась так, словно полжизни ждала случая увидеться со мной. Я видел, что под кольчугой и под толстым плащом на ней надето серое облачение монахини. Я бережно приподнял украшенный лентами шлем ровно настолько, чтобы открылся ее лоб, на котором имелось красное родимое пятно в форме яблока – единственный изъян на лице самой красивой женщины из всех, каких я знал. Она озорно посмотрела на меня.
– Господин, рада снова видеть тебя, – с преувеличенным смирением заявила женщина.
– Привет, Мус, – сказал я.
Этим маленьким воином была Мус, Сунгифу, сестра Гомерь, епископская вдова, шлюха и возмутительница спокойствия.
И вопреки мыслям о ловушке, я вдруг почувствовал счастье оттого, что оказался в Сестере.
>–Так ты помнишь сестру Сунгифу? – протянул Этельстан.
Мы спустились со стены и через восточные ворота отправились проверить часовых, наблюдающих за запертым на арене врагом. Было холодно, снег припорошил предательские неровности на земле. Этельстана наверняка подмывало остаться в тепле господского дома, но он делал то, к чему обязывал его долг, – разделял тяготы со своими людьми.
– Сунгифу сложно забыть, – признался я. Нас теперь сопровождала дюжина дружинников Этельстана. Не далее как в четверти мили располагались сотни врагов, но я не видел в них угрозы. Они забились в свои лачуги и ждали, что принесет утро. – Удивлен, что она стала монашкой, – добавил я.
