Лотта написала Таге Басту, что будет ждать его на берегу, на холмике, там, где река возле моста Сенквельдбруа делает крутой изгиб, достала плетеную корзинку и положила в нее бутылку бордо, два бокала, засахаренные незабудки и плед. Подумав, Лотта сунула туда же несколько засохших бутербродов с паштетом – скормить уткам, вышла из дома на весеннее солнце и направилась туда, где река возле моста делает крутой поворот. Она расстелила плед и уселась на него. Бомжа поблизости не было. Видно, подыскал себе другое местечко. Было без пятнадцати шесть, но дожидаться Таге Баста она не стала, а откупорила бутылку, налила бокал вина и отхлебнула. Рядом неспешно текла река.
Таге Баст появился снизу, со стороны склона. Увидев ее, он поднял камеру и принялся снимать. Двигался он медленно, и Лотте захотелось поднять руку и перекинуть волосы на левое плечо, но она сдержалась.
– Присядете? – она показала на плед и реку.
Он положил камеру, опустился на плед и обвел взглядом реку, деревья, владельцев собак и их питомцев. Лотте показалось, будто он думает, как ему разрулить сложившуюся ситуацию. Она налила вина и протянула ему бокал, а он сказал:
– Это же запрещено, да?
Ей самой нравилось, что она предложила запрещенное, она даже согласна была повторить все на камеру, будто бы в первый раз, но он поднял камеру и снял лишь засахаренные незабудки.
– Что вы с ними делаете?
– Украшаю десерты, – ответила она, – торты, мороженое. – Разумеется, она говорила о мороженом в креманках. Облизывать мороженое, которое держишь в руке, – глупо и по-детски, впрочем, этого она не сказала.
– Вы не хотите приглашать меня домой. – Он пристально, но дружелюбно смотрел на нее. Глаза у него были ярко-зеленые.
– Разве это на самом деле так важно для вашего проекта? – спросила она.
– Этого я не знаю, – ответил он, – в этом-то и смысл. Но мне это кажется важным, да.
Может, Лотта оттого считала приглашение в дом жестом чересчур интимным, что жила одна? Ей казалось, что у семейных пар дома выглядят намного официальнее, чем у одиночек. Да, так она полагала. У преподавателя скульптуры дом официальнее, чем у Лотты, она же бывала у них в гостях. Он будто бы и обставлен напоказ. Когда дочь еще жила дома и к ней приходили друзья, дом у Лотты тоже выглядел официальнее. Тогда прихожая, гостиная и кухня представляли собой что-то вроде официальных помещений, а сейчас Лотта все их присвоила себе, хотя вообще выступала против присвоения. Впрочем, может, все на самом деле иначе.
