Тит слушал внимательно. И когда Павел замолчал, он поднял на него сосредоточенный взгляд, пожевал губами и, наконец, сказал:
– Вот что, юноши, идемте ко мне. Там удобнее будет говорить.
Тит привел Соболева и Логана в свой дом и кивнул на лавку около печи.
– Садитесь. А ты, Волчонок, покажи свои Оковы.
Учитель внимательно осмотрел серебряные браслеты и кивнул.
– Так откуда, говоришь, ты узнал о таком явлении?
– Сон приснился, – честно ответил Соболев.
– Ясно. Снимал Оковы, – это был не вопрос, и Павел не стал отвечать.
Тит помолчал, выстукивая пальцами по лавке, и крикнул:
– Марика! Принеси нам чаю!
За занавеской завозились, и показалась худенькая девочка. Она испуганно вздрогнула, когда Павел посмотрел на нее, торопливо поставила чашки и убежала.
Тит проводил ее взглядом и сказал:
– Два года назад оборотни растерзали ее мать… На ее глазах. Мы пришли поздно, но Марику отбили. У нее левая рука в уродливых шрамах. Ей повезло, что выжила, да еще руку сохранила. Ярославе спасибо. С тех пор пугливая, как мышка. Редко из дома выходит.
Из-за занавески снова показалась девочка, она тащила большой самовар, над которым вился пар.
– Давай помогу, – предложил Павел, он встал ей навстречу, но девочка испуганно вскрикнула и отшатнулась. Ногой наступила на подол, раздался треск рвущейся материи. Девочка выпустила самовар и упала на спину. Огромный самовар с кипятком рухнул рядом, окатив руку и плечо девочки кипятком.
К ней бросились и отец, и Павел, и Логан, пинком отбросили самовар и подхватили кричащую девочку.
– Куда же ее везти? – крикнул Павел.
Днем раньше умерла старая целительница, не успев выучить преемницу. Не так просто найти ведунью с редким даром целителя. А Яра уехала.
Тит прижал к себе дочку, словно хотел впитать в себя ее боль, и тихо укачивал. Крики девочки стали стихать, перешли во всхлипы.
– Что случилось? – никто не заметил, когда вошел старейшина.
Тит молча кивнул на самовар и показал красную обоженную ладонь девочки.
– Надо везти в замок князя, к Берту. Только он может помочь.
– Это же почти два дня пути! – возмутился Павел.
– Я велю приготовить телегу, – сказал Михей. Он отмахнулся от Павла и вышел.
Когда за старейшиной захлопнулась дверь, Соболев раздраженно почесал запястья под Оковами. Кожа зудела, словно он сунул руки в крапиву.
Он заметался по комнате, расчесывая зудящие руки. Наконец, Павел раздраженно выругался и стащил Оковы. И облегченно выдохнул, зуд исчез, но в ладонях появилось легкое покалывание, почти щекотка.
