Скарлетт откровенно растерялась, Зарецки вообще напрочь растерял весь свой апломб все знающего и понимающего человека.
– Ну, понимаете, вы же говорили о неприятии социума Аркадии, и все это выглядело, как дезертирство, – промямлила Скарлетт, – вот это и натолкнуло меня на мысль о том, что вы ищете для себя другое место жительства… Ну а иммигранты обычно не отказываются упрочить свое социальное и материальное положение, ну и… Вот я и подумала, что вы будете рады возродить самый лучший род войск на новом месте…
Я фыркнул.
– Дезертирство? Другое место жительства? А что, где-то общество устроено иначе, нежели в Аркадии? Покажите мне место, где граждане не разделены на первый сорт и второй, где знатные Дома магов не правят бал? Если и найдете такое – то у альвов. У них неравенства нет, потому что они маги все поголовно и при этом сила дара не играет роли, альвы только мастерство уважают, а не врожденный талант. А у нас, людей, последние пятнадцать веков без изменений: магократия повсеместно, кто не маг – тот второй сорт. Разница только в общем благосостоянии от страны к стране, те же яйца, только в профиль.
Скарлетт задумчиво откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
– Александер, а вы много стран видели, кроме Аркадии?
– Только ее, родимую, – признался я. – Но не начинайте впаривать мне о том, что у вас все иначе: каждая жаба свое болото хвалит, это естественно.
– Насчет жабы было немножко обидно.
– Это не я, это присказка такая. Я не пытался ни на что намекнуть.
Она чуть наклонила голову набок:
– Знаете, Александер, сегодня вы мне открыли глаза кое на что, всего лишь рассказав об одном периоде своего детства. А я расскажу вам о своем. Я – круглая сирота, и тоже жила в детдоме. Сызмальства и до совершеннолетия. И вспоминать об этом не люблю. Я ненавидела свой детдом, когда жила там, но… Все познается в сравнении. Выслушав вас, я поняла, что мне еще повезло. Да, нас там не баловали особо. Все приходилось делать самим – уборка, стирка, готовка. У нас не было поваров – только «шеф»-повар, который ничего сам не делал, а руководил дежурными по кухне. Мы ели то, что готовили сами, и я и по сей день не могу смотреть на овсянку и перловку. Однако свои шестьсот граммов мяса, два литра молока и четыре яйца в неделю, согласно госстандарту, я получала всегда. За всю жизнь в детдоме я не узнала, что такое голод: никого не заботило, любим ли мы перловку, но мы получали здоровое и достаточное питание. У нас никто никогда не сбегал, как вы, и я даже не могу себе представить, насколько худо было вам, если вы предпочли быть беспризорником… Нам приходилось, помимо учебы, делать все по хозяйству – но мы научились заботиться о себе и трудиться. Наконец, в детдоме я получила основы двух дисциплин – управленческого дела и психологии – и благодаря своим способностям поступила в университет без вступительных экзаменов. Вы не поверите – я только два года назад получила диплом. И вот где я сейчас. Шутки шутками – но я никогда не спала со своим шефом. Иными словами, Александер, у вас в Аркадии сироты никого не заботят. Лишь бы с голоду не околели – а помрут так помрут, велика беда. А в Сиберии государство из сирот вроде меня готовит себе кадры. Никаких сантиментов, никаких нежностей – моя страна дала мне ровно то и ровно столько, чтобы я выросла здоровой, самостоятельной и полезной обществу. И такие условия я считала жестковатыми, скажем так, но, узнав вашу историю, взглянула на свое прошлое иначе… В общем, я вот к чему клоню: мы можем поехать в любой угол страны и зайти в любой, самый захудалый детдом. Просто для того, чтобы вы убедились: на этот раз я не вру. И тогда, когда вы воочию убедитесь, что разница есть и она огромна – поймете, что Сиберия и Аркадия – отнюдь не одно и то же. По крайней мере, в отношении к сиротам.
