Среди шумливых Наташиных гостей Рындин был единственным военным. Сперва он держался несколько скованно, третью рюмку поставил, едва пригубив. Над ним стали подшучивать. «Мне завтра очень рано на службу», — возражал в оправдание Рындин.
К нему подсел какой-то долговязый малый, большеротый, в галстуке расцветки зеленого маскхалата. Навалился на плечо: «Эх ты, служба! Смотри, как надо». Он налил в пивной стакан водки и опрокинул в рот, словно выплеснул в воронку. Только кадык дернулся. «А мне тоже завтра на работу. И плевать», — пьяно прокричал он Рындину в ухо. «Гога прав, — мило улыбнулась Наташа. — Выпей, Вася. Что с тобой случится? Ради меня…» И она так взглянула на Рындина, что у него сладко кольнуло в сердце. Рындин храбро выпил. Выпил, чтобы не показаться «службистом», чтобы не обидеть Наташу. Потом налили еще. И опять Рындин выпил. «Ведь не каждый день», — подогревал он себя, не сводя с Наташи восторженного взгляда. Все в мире, кроме Наташи, потеряло для него смысл. Сжимая теплую руку девушки, Рындин осоловело бормотал: «Хочешь, я целую бутылку выпью? Похлеще Гоги. И все за тебя… Хочешь?» Потом… Что же было потом?.. Рындин открыл глаза. Бронетранспортер шел по пыльному проселку.
— Куда ехать, направо или налево? — тихо спросил его солдат.
Рындин понял: водитель видел, что он дремал. Рындин окаменело глядел прямо перед собой, чувствуя, как тело снова наливается свинцом. С большим трудом он заставил себя подумать о деле: «Надо бы опушку осмотреть». Но для этого требовалось остановиться, отдать распоряжения дозорным, принять меры к прикрытию их огнем… Столько работы! И это в то время, когда трудно шевельнуть даже языком.
С самого начала марша Рындина преследовало трудно преоборимое желание не менять раз принятого положения. Всякая встряска на колдобинах, переход машины с одной передачи на другую, чей-нибудь возглас, вопросы водителя или просто необходимость что-то делать — все это вызывало резкое сопротивление расстроенного организма и без того невыносимую головную боль.
Рындин устало махнул рукой — бронетранспортер двинулся дальше. Рындин продолжал тупо глядеть на коричневые извилистые линии горизонталей и зеленые пятна рощ на карте. Мозг работал с трудом. Постепенно все условные знаки слились, превратились в зеленый туман. У Рындина шевельнулась мысль осмотреться на новой местности. Однако эта мысль была так слаба, что тотчас затерялась в сумбурных видениях дремоты. Опять у него учащенно забилось сердце, боль сдавила виски.
