— Милочка, я тебе потом все расскажу. Сейчас не могу......
— Нет, правда. Я даже Киев еще не видел как следует. Зато уж сегодня таких диковин насмотрелся!..
— Что предупреждать? Остерегайся не остерегайся, а кому что на роду написано, то и будет......
— И мне. Совершенно необходимо. А когда?......
— Нет, завтра не могу. Завтра на выставке День детской книги. Я должен там быть......
— Отношение чисто производственное......
— Милочка, не говори глупостей......
— Хорошо, завтра я позвоню тебе......
— Ну, салютик! Целую в нос.
Не успел я положить трубку, как в комнату вошла Зоя. Вид у нее был встревоженный.
— Мне сказали, что нужно уходить.
— Кто сказал? Почему?
— Дежурная сказала, что скоро одиннадцать и пора уходить.
— А-а, чепуха какая-то. Сейчас все отрегулирую. Ох уж эти блюстители нравственности! — сказал я и вышел из комнаты.
Горничная оказалась женщиной суровой и несговорчивой. Все мои доводы разрушались ее бесстрастной, но категорической формулой: после одиннадцати гостям находиться в гостинице не положено. Обменявшись с ней не очень любезными репликами, я ни с чем вернулся в свой номер и попытался возобновить прерванный разговор. Однако то настроение, которое словно нерв нашей беседы пульсировало в каждом слове, в любой недоговоренности, вдруг исчезло куда-то. Разговор утомлял, и мы решили выйти на улицу.
Крещатик затихал и казался теперь слишком просторным и громоздким. Мы направились к Владимирскому спуску и вошли в сказочный мир теней… Редкие фонари уютно попрятались в дремучие кроны вековых деревьев, которые, будто богатырская застава, сошлись, тесно сгрудившись и обнявшись, на этом овеянном легендами древнем холме. Мягкий голубой свет фонарей едва-едва, словно нехотя, дремотно просачивается сквозь листву на извилистые тропинки парка, скорее напоминающего дремучий бор, покрывший крутые берега. А по ним, по этим прибрежным кручам, играючи кудрявыми кронами, посвистывая в густых зарослях кустарника, привольно гуляют буйные днепровские ветры. Набежит ветерок — и затрепещет листва в серебристых отсветах, и побегут по тропинкам причудливые теневые узоры. А ветер расходится, набирает силу, взмывает ввысь — и распахивают тогда свои объятия могучие исполины, открывая взору мириады ярко сияющих на бархате южного неба звезд, горстями рассыпанных вокруг струящего теплый свет полного лунного диска… Ни единого залетного облачка, ни затуманенных далей: ясная-ясная, ласкающая и чарующая своей девственной первозданностью неоглядная днепровская ночь.
