— Эй, — Баурджин пихнул напарника локтем в бок, — Гаарча, спишь?
— А? Что?! Что случилось? Меркиты?
— Никто, все спокойно. Спросить хочу, ты про Чингисхана что-нибудь слышал?
— Нет… И из-за этого ты меня разбудил?
— А про Темучина?
— Темучин? — Гаарча почесал голову. — Это не тот ли удачливый парень из тайджиутов, что подчиняется старому кераитскому хану Тогрулу?
Баурджин пожал плечами:
— Наверное, тот.
— Нет, — покачал головой напарник. — И про него не слышал. Так, пару слов, которые уже сказал. Все у тебя?
— Все.
— Тогда — спим. — Гаарча вновь откинул голову и захрапел.
Дубов даже позавидовал парню. А ведь когда-то и сам Иван умел вот так отключаться. Только давно это было — ещё на фронте.
Баурджин вдруг поёжился — показалось, услышал гул японских бомбардировщиков. Да нет, не показалось! Юноша прислушался: там, за сопкой, явно что-то гудело… нет, выло!
— Волки! — встрепенувшись, оправился от сна Гаарча. — Хорошо хоть ночь лунная!
— Где-то за сопкой воют, — напряжённо прошептал Баурджин. — Как думаешь, много их?
— Стая… И чего развылись?
— Раз воют — вряд ли сунутся. Тсс… — Баурджин поднял руку. — Давай-ка посчитаем.
Гаарча согласно кивнул, и парни затихли, прислушиваясь к волчьему вою. Оба были опытными в подобных делах и вскоре хорошо различили три голоса-воя. Первый — густой, тяжёлый, злобный; второй — заметно нежнее, с некоторой хрипотцой, а третий — трусливо-визгливый.
— Трое, — успокоенно улыбнулся Гаарча. — Если что — сладим. Стрел-то у нас на целую стаю хватит. Жаль только, что ты плохо стреляешь.
— Ты, можно подумать, хорошо!
— И я не очень. Вот Кэзгерул — другое дело. Давай-ка его разбудим!
Гаарча уже дёрнулся было, но Баурджин схватил его за полу летнего халата — тэрлэка:
— Постой. Пусть пока спит — всё равно волков ещё нет.
— Как появятся — поздно будет. Впрочем, как знаешь. Пойду схожу… приспичило что-то.
Парень поднялся на ноги и исчез в темноте.
— Смотри, чтоб волки не укусили за одно место, — напутствовал Баурджин.
Гаарча вернулся минут через двадцать — ничего не скажешь, долгонько ходил! — уселся спиной к камням, погладил пса и, кажется, снова засопел.
— А почему его так прозвали — Кэзгерул Красный Пояс? — вдруг спросил Баурджин. — Что-то не видал я у него такого.
— Ха, не видал! — очнулся напарник. — Куда смотрел только? Кэзгерул его только по праздникам надевает — красивый такой пояс, красный, с золотым шитьём. Если б его продать, можно купить четвёрку хороших коней! Даже юрту! Но Кэзгерул нипочём на это не согласится — пояс-то ему достался от рано умершей матери, между нами говоря, той ещё… Говорят, пояс приносит удачу, и Кэзгерул, дурачок, в это верит.
