— Монгол, что тебя привёз, молоденький такой был, светловолосый… И с ним девчонка… Красивая такая девчонка, только глаза испуганные.
— Светловолосый монгол? — удивился Дубов.
— Ну да, — парнишка рассмеялся. — На тебя, кстати, чем-то похож. Только одет был странно, не в форму, а… ну как все обычные монголы одеваются. Во — с саблей! Или то меч самурайский был… да, скорее меч, трофейный, отобрал, видать, у какого-нибудь пленного самурая… И девчонка его так же одета. Сказали, в овраге тебя каком-то нашли, кушаком каким-то красным перевязали. Кстати, знаешь, говорят — рядом с оврагом видели двух убитых японцев…
— Эко дело! Их там тысячи были.
— Убитых стрелами!
— Как — стрелами?
— Так. Словно какие-нибудь индейцы сработали. Гуроны, мать ити…
— А что за девка-то?
— Красивая! А вот как зовут, извини, не спросил — не до того было.
Так и не отыскал тогда Дубов своих спасителей, хотя пытался, расспрашивал… На память о событиях в урочище, кроме сидевшего под сердцем осколка, который врачи так и не сумели вытащить, остался странный амулет, который Иван получил при выписке: небольшой серебряный кружок, похожий на монету в пятнадцать копеек, с затёртым изображением стрелы. Дубов поначалу и брать отказывался, не мой, мол, так сказали — с шеи у тебя сняли, в опись занесли, значит — твой. Дают — бери. Кушак ещё был — так кушак мы выкинули, весь ведь в крови — не отстираешь…
И словно бы что-то заставило Ивана надеть амулет на шею… в качестве оберега, что ли. Предрассудок, конечно, но всё ж таки… Осколок-то под сердцем сидел, правда, тьфу-тьфу, за всю войну ни разу не побеспокоил, не болел даже, лишь иногда немного ныл.
Погрузившись в воспоминания, Иван Ильич вёл машину по лесной дорожке — неширокой, но на удивленье хорошей, проезжей, не разбитой ни лесовозами, ни тракторами, ну и дождей в последнее время не было. Мимо проносились сосны и ели. Деревья росли так близко к дороге, что мягкие еловые лапы то и дело касались пижонски выставленного через опущенное стекло локтя генерала. Приятно касались, чёрт, этак щекотали…
Переключившись на третью передачу, Иван Ильич поднялся на крутой холм и покатил меж двумя косогорами вниз, к речке, вернее — к небольшому мостику, судя по накатанной колее — вполне для легковой машины проезжему. Наслаждаясь, прибавил скорость…
И даже не понял — как всё произошло!
С косогора, с кручи, вдруг откуда ни возьмись вылетел на велосипеде мальчишка — и как он там оказался? Зачем поехал вниз — машины не видел, что ли?
