У Валентины сбиваются на глаза темные прядки волос, она разгибает спину и влажными пальцами подкалывает их на затылке.
С грузовика, подъехавшего к дому, сгружают какие-то железные ящики. Связисты тянут линию.
— Погодите, — кричит Валентина, — я сейчас полы домою.
Я хотел было ее спросить о наших знакомых разведчиках, но решил лучше обратиться к солдатам, которые разгружают машину. Глядя друг на друга, солдаты пожимают плечами. «Степанов, разведчик, вроде нет у нас такого. А тебе, собственно, зачем?» Низкорослый солдат-узбек подозрительно щурит и без того узкие глаза.
— Шилы бы вы к мамкэ, — хриплым голосом говорит он.
Смуглая кожа на его скулах розовеет, когда вместе с другими он снимает с грузовика ящик. Выйдя из дому, узбек направляется к нам.
— Мальчыкы, мальчыкы, — зовет солдат. В руках у него сверток. — Вот Вала в печке нашла.
Среди старых фотографий, пожелтевших квитанций и других бумаг записка:
«Люди добрые! У нас на хуторе фашисты расстреляли четыреста человек женщин и детей».
Дальше было еще что-то написано, но затем густо зачеркнуто чернильным карандашом.
Узбек выжидающе смотрел на нас.
Тогда мы рассказываем все, что знаем о Мохове и его сыновьях. А потом и о себе. И не замечаем, как вокруг собираются солдаты.
Ищу среди них знакомых разведчиков и думаю о том, что мне уже никуда не уйти от этих людей в гимнастерках. И если они не возьмут меня с собой, я поплетусь за ними, как собачонка.
Коренастый солдат с двумя лычками на погонах, словно разгадав мои мысли, тенорком провозглашает:
— Братцы, а что, если пацанов к нам в батальон. У танкистов вон есть свой воспитанник.
Все оживляются, даже узбек, который только что отправлял нас к мамке.
Я смотрю на бойца, который стоит чуть поодаль, у него во всю щеку свежий рубец. Мне больно смотреть, и я отвожу взгляд в сторону.
— Хорошо, — первым перебивает молчание узбек, — будем спрашивать капитан.
— Вы это серьезно, — угрюмо говорит боец со шрамом, подходя ближе. — Пацаны на фронте…
— Мне в Каменку надо, — внезапно говорит Мариан. Ну хоть бы сказал это не сейчас, когда на нас устремлены взгляды солдат, а потом как-нибудь, думаю я.
— Вот видите, — говорит сомневавшийся.
— Нет, нет, я с вами, — вырывается у меня.
И тут солдаты начинают смеяться.
— Ишь ты, доброволец, — говорит розовощекий, который предложил нас взять в батальон.
Серьезен только боец со шрамом.
— Затеяли дело, а теперь ржут, — говорит он укоризненно.
Потом кладет мне ладонь на плечо и, кивнув Мариану, уводит нас. Солдаты расступаются, давая дорогу.
