Новый год начался тревожно. Проснувшись ночью, я увидела в наше окошечко все «в розовом свете». Кое-как одевшись, выскочила из нашего барака и остолбенела: весь второй этаж здания столовой пылал, как костер. Между нашим жилищем и пожаром было расстояние метров 15, но на этом пространстве росли высокие деревья, которые легко могли загореться. Пришлось предупредить сонную маму, чтобы она на всякий случай оделась для выхода из жилища. Ей было уже почти 80 лет (без одного месяца). Наконец, появилась долгожданная пожарная машина, и огонь пошел на убыль. Потом были слухи, что причиной пожара был поджог с целью скрыть крупное воровство денежных средств в ожидании ревизии. Будто документы хранились во 2 этаже, где была и библиотека.
Все они с книгами сгорели, жаль было хорошую библиотеку.
После этого пережитого страха жизнь пошла обычным порядком, но летом мы узнали много горестного: в Ленинграде скончалось много наших друзей, в том числе С. А. Жебелев со всей семьей и другие. В районе умерла мой верный друг Женя Смирнова. На фронте убит мой двоюродный брат Степ. Ив. Морозов. Но на фронте дела наши пошли лучше, и осенью уже был решен вопрос о возвращении Сельскохозяйственного института в Уфу, так как помещение его было освобождено. Тут поднялся вопрос и обо мне. Но ни желание проф. Краузе видеть меня у себя ассистентом и в Уфе (сын его был убит), ни просьбы студентов, ко мне уже привыкших, не помогли: прописать меня в Уфе не обещали, и пришлось мне, в числе немногих, остаться в Миловке. Мне дали должность наблюдателя на метеорологической станции и право питаться в столовой подсобного хозяйства. Советовали похлопотать об ученом пайке, но теперь для этого надо было защитить диссертацию. Этот совет подтолкнул меня написать в Алма-Ату к переехавшим туда астрономам Г. А. Тихову и В. Г. Фесенкову с просьбой прислать мне трубочный фотометр или другой простой прибор, с которым я могла бы производить наблюдения, чтобы закончить начатые мои работы по сумеркам. Ответ пришел очень быстро и совершенно неожиданный: мне предлагали написать заявление о моем желании поступить в Казахский филиал АН СССР в качестве научного сотрудника, а выхлопотать разрешение на переезд обещали сами, через Академию наук. Конечно, лучшего я ничего и не желала. Даже мама, не очень любившая переезды (понятно — в 80 лет), стала мечтать о встрече с друзьями Тиховыми. Но до переезда надо было перенести еще много горестей.
