— Все это страшно, страшно. Но неужели нельзя, неужели не стоит забыть?
Губы Балча искажает горькая гримаса.
— Забыть. Конечно. И лучше всего поможет это сделать сама жизнь, само время. Забыть! Вам не придется уговаривать забыть всех тех, кто пришел сюда позже. Да и мы, недобитые ветераны, тоже учимся забывать.
— Правильно.
— Благодарю за одобрение. Стараемся изо всех сил. Систематически. А вот и доказательство: завтра, в воскресенье, мы устраиваем вечер. Что вы на это скажете?
— Развлечения, если они уместны, не только допустимы, но и желательны. — Агнешка невольно и совершенно бессознательно впадает в менторский тон. — Мы в «Колумбе» тоже устраивали вечеринки, танцульки… И понятно, без спиртного. Без спиртного, пан Балч!
— Все будет в порядке, обещаю.
— Первое очко в вашу пользу.
Балч прищуривается и слегка кланяется Агнешке.
— Первая разумная женщина в Хробжичках.
— Почему первая?
— С бабами у нас беда. Их, так сказать, психика заражена старомодными взглядами. Им, например, не нравятся эти развалины. Отлично. Зато нам они нравятся. О, поглядите в сад. Видите того чернявого с мотыгой, который делает вид, будто страшно усердно копает свеклу, а сам все поглядывает исподлобья, шпионит? Это садовник Януарий Зависляк. Мой, так сказать, министр культуры и одновременно министр… гм… экономики. Однополчанин. Есть у него тут, внизу, под замком, отличная холостяцкая квартира, он в ней устроил нечто вроде скромного деревенского красного уголка. Мы его называем клуб, так шикарней.
— Прекрасно! Мне хотелось бы туда зайти, поглядеть.
— Сначала поглядите на местных зевак.
Тропинка, бегущая в густых зарослях порыжевших кустов сирени и терновника, сворачивает от замка к поселку. Появляются и исчезают какие-то люди, но к Агнешке с Балчем никто не подходит, никто их не приветствует. «Это только мое болезненное воображение, — мысленно отчитывает себя Агнешка, — я просто устала. Слишком много впечатлений». И все же она не может избавиться от неприятного ощущения, что придорожные заросли насыщены чьим-то скрытым присутствием, наэлектризованы чьим-то дыханием, настороженностью, ее не покидает неясное сознание, будто за каждым кустом кто-то притаился. А вот и подтверждение! Из кустов на мгновение высунулся парнишка и тут же скрылся, а теперь что-то там кому-то, запыхавшись, вполголоса рассказывает; слышно отрывистое, сдавленное хихиканье и перешептывание.
Балч поворачивает в ту сторону голову и кричит:
