Наконец я наткнулась на рваную дыру в наружной обшивке. Протиснувшись через узкое, с неровными краями отверстие, я пролетела пару метров до гладкого дна расщелины. Поврежденная рука протестующе полыхнула болью, в глазах стало серо. Когда цвета вернулись, я лежала на спине, уставившись в нависшую над головой немыслимую тушу. Жилой отсек – размером и весом с немаленький поселок – вбило в полукилометровое пространство между стенами, уходившими по меньшей мере на два километра вверх. То, что наш сектор завис в паре метров от дна, а не километром-другим выше, было чистым подарком судьбы. Без него я бы застряла на высоте, откуда вниз не спрыгнешь.
Спешить было особо некуда, так что я осталась лежать. Дно каньона усеяли обломки размером от булыжника до дома. Среди них и под ними лежали тела пассажиров. Одни – явно мертвые, другие – просто неподвижные. Кое-кто шевелился, нашлись и такие, кто держался на ногах. Похоже, никто не задавался вопросом, как и почему они дышат. То ли им это не пришло в голову, то ли боялись об этом думать. А скорее, большинство еще не отошли от шока.
Я-то знала. На подлете читала и просматривала материалы. Путеводители объясняли, что разреженная атмосфера всех Объектов состоит в основном из азота. Для человека она не пригодна. Однако каждый посетитель Объекта обеспечивался персональной атмосферой, подобранной под биологические потребности его организма. Каким образом и почему, опять же никто не понимал, но выглядело это милым и гостеприимным жестом. Сейчас все, кто еще жив, были целиком окружены невидимыми воздушными пузырями, созданными и обновлявшимися, надо думать, скрытыми в каменных глубинах Мозга механизмами. Я наслушалась разных теорий, объяснявших такую особенность древних монументов: что это сервис для привлечения паломников, что это облегчает межвидовое взаимодействие, что сами Объекты созданы тем или иным благожелательным божеством… Мне все они казались неубедительными, да и было в данный момент не до них, я просто с великой благодарностью принимала тот факт, что не задохнулась, вывалившись из корабля.
Преодолевая жестокую боль в плече, я подползла к молодой женщине, распростертой на гладком полу каньона в нескольких метрах от места моего падения. Ей было лет двадцать на вид, черные волосы блестели, яркое летнее платьице украшали красные и желтые бабочки. Солидный, как шкаф, механизм раздавил ей грудь и живот. Она не могла шевельнуться, в глазах стоял безумный ужас. Дышала короткими мучительными толчками. Глаза молили спасти, унять боль, но я в этой темной скорбной пропасти только и могла, что побыть с ней. Не зная, что делать, я взяла ее за руку и стала гладить по голове, стараясь облегчить уход.
