В дальнем углу, за последним от двери челноком и штабелем ящиков, я оставила надувной спасательный плотик. От его оранжевого аварийного маяка по стенам гуляли странные тени. Низко пригнувшись, я оттянула брезентовый клапан и влезла в темное нутро. Здесь пахло плесенью и резиной, как в залежавшейся палатке, а посредине грудой валялись оставленные мною старые спасательные одеяла. Скинув сапоги, я легла и натянула их на себя.
Я не сердилась, не переживала, просто загрустила от захватившего меня под монолог Престона сознания, что это, может быть, мой последний полет и больше кораблей у меня не будет.
Смещенные капитаны становились париями. Меня никогда не возьмут на другое судно Возврата. Хорошо, если найду работу в администрации. Может, кончу кладовщиком в какой-нибудь дальней дыре – на астероиде или маленьком спутнике, – где можно будет утешаться относительным одиночеством. Единственная альтернатива – полная отставка. В таком случае я могу уже сейчас считать минуты, которые мне осталось провести в космосе. Мне бы ими упиваться, но не тянуло, а тянуло зарыться в пропахшие пылью одеяла и слышать, как скрипит и потрескивает корпус, как дребезжат и булькают трубы.
– Корабль? – обратилась я к темноте.
– Да, капитан?
Здесь не было экрана, куда она могла бы спроецировать свое изображение; голос доносился через какой-то динамик в ангаре за водонепроницаемыми тряпичными стенами плотика.
– Ты по нему скучаешь?
– О ком ты, капитан?
– О Джордже Уокере.
Маленькая пауза.
– Он мертв.
– Да, но ты по нему скучаешь?
– Я сожалею об утрате его компетенций и его общества.
Я грызла ноготь на большом пальце:
– Посланник выходил на связь?
– Я говорила с посланником Одомом, когда мы стояли на станции Камроз.
– Он спрашивал твое мнение о моей провинности?
– Спрашивал.
– Что ты ответила?
– Сказала, что это было мое упущение.
Я, опешив, приподнялась на локтях. Над головой мигал сквозь крышу палатки оранжевый маячок.
– Правда?
– Я не напомнила тебе о регламенте, когда ты решила, что в столь экстренной ситуации можно пренебречь стандартной процедурой. Также я сказала ему, что ты хороший капитан, что операции на грунте редко проходят без накладок и что в боевых условиях ошибки – обычное дело.
– А он что сказал?
– Он поблагодарил меня за откровенность.
Я села, укутав плечи одеялом. Температура в ангаре стояла бодрящая, но мне это даже нравилось.
– Значит, ты меня не винишь?
– Бывает, что и хорошие офицеры принимают неудачные решения. Потери случаются даже в скрупулезно продуманных операциях.
