В ту ночь, когда меня изнасиловали, в кармане моей красно-белой бейсбольной куртки лежал складной ножик со стопором, с черной блестящей рукоятью, с безупречной механикой, с тонким, но длинным лезвием, заточенным, начищенным до блеска. Ножик, который я в те смутные времена довольно легко выхватывала из кармана. Я успела к нему привязаться, на свой лад научилась им пользоваться. Той ночью он остался лежать у меня в кармане, а я думала одно: только бы они его не нашли, только бы им не пришло в голову с ним поиграть. Даже мысли не мелькнуло самой им воспользоваться. С того самого момента, как я поняла, что с нами происходит, я была уверена, что они сильнее. Такова сила внушения. Не сомневаюсь, если бы они пытались у нас украсть куртки, я бы отреагировала совсем иначе. Не то чтобы я была особенно смелой – скорее просто охотно делала неразумные вещи. Но в тот момент я вдруг почувствовала себя женщиной, до отвращения женщиной, как никогда до и никогда после. Необходимость защитить собственную шкуру не давала мне права ранить мужчину. Думаю, я бы отреагировала так же, даже если бы насильник был один. Это идея изнасилования делала из меня женщину, существо, уязвимое по своей сути. Девочек с детства приучают никогда не причинять вреда мужчинам, а женщин призывают к порядку каждый раз, когда они преступают это правило. Никому не хочется знать предел собственной трусости. Никому не хочется прочувствовать его своим нутром. Нет, меня бесит не то, что я не посмела убить хоть одного из них. Меня бесит общество, которое не научило меня, как ударить ножом ублюдка, который силой раздвигает мне ноги, зато внушило, что это преступление, от которого я не должна оправиться. А больше всего меня бесит то, что, оказавшись перед тремя мужиками с ружьем, в темном лесу, откуда не убежишь, я до сих пор чувствую себя виноватой, что мне не хватило смелости попытаться защитить нас моим перочинным ножичком.
В конце один из них все-таки находит мой ножик, показывает его остальным, искренне удивленный, что я его не достала. «Значит, ей нравилось». Мужчины совершенно искренне понятия не имеют, насколько непреодолим механизм кастрации женщин, как тщательно он организован, чтобы гарантировать им абсолютный триумф и свести на нет все риски, когда они на нас нападают. Они наивно полагают, что их преимущество – в превосходящей силе. Им не западло выходить с ружьем против перочинного ножика. Они считают, самодовольные придурки, что это равный бой. Вот почему их душа остается спокойной.
