В нее стреляли, ей пытались сопротивляться, некоторые бросались на нее с оружием, но миг и тот, кто занес меч видит свою оторванную руку, все еще сжимающую орудие. Она не щадила никого, быстрая, безжалостная, голодная. Как много лет она была заперта в теле женщины, как много лет она хотела есть.
Она прокладывала кровавые полосы в войске, молчаливая и неотвратимая как сама смерть. И воины дрогнули, послышали крики, воины обратились в бегство, ища спасения, бросая оружие, бросая баллисты и тараны. Спасения не было. Всадники падали замертво с обезумевших от страха лошадей, пешие воины поскальзывались на крови и уже не поднимались, лучники гибли, не успевая прицелиться.
И повсюду была кровь, яркая, алая, свежая. Это был ее пир. Пир смерти!
Генерал Синтьера стоял на мосту. Он знал, что враг силен, он знал, что враг коварен, но он никогда не проигрывал. Синтьера улыбнулся, вспомнив как ранним утром покидал свой замок, как поцеловал сонную Никею, прижавшую к груди сонно посмактывающего Инмира. Она всех детей кормила сама, не жалея свою грудь, как другие дамы из высшего общества. И все же она оставалась прекрасной, даже родив ему трех сыновей и малышку Минару. Его любимая, его гордость, его победа.
Синтьера вгляделся в даль, войско ведомое Шреном все еще не показывалось, и в сердце непобедимого генерала начал заползать липкий страх. Шрен когда-то притворялся его другом, Шрен был подлым, и этот предатель знал, что для Синтьера нет ничего важнее Никеи. Генерал почувствовал как волосы встают от ужаса, резко сбежав с моста он влетел на лошадь, и громким голосом, наполненным ужасом приказал возвращаться к крепости.
Во главе конного отряда он мчался вперед, не жалея лошадей, не думая о собственной безопасности. Но он опоздал. Лошади резко остановились и захрипели, чувствуя невыносимый запах свежей крови. Он все понял, еще до того как пришпоренные лошади выехали из-за холма и воины увидели кровавое пиршество.
Синтьера остановил коня. Его крепость стояла невредимая, но стены были расписаны кровью. Войско ведомое Шераном превратилось в мертвую кашу из крови, грязи, железа и мяса. Она пощадила только лошадей, которые теперь мчались по степи не разбирая дороги.
— Слушайте меня, — тихо, но отчетливо произнес генерал, не сводя глаз с хрупкой фигурки, добивающей кучку воинов которые бегали вокруг крепости и умоляли впустить их, — слазьте с лошадей, снимайте все оружие и становитесь на колени.
