У Корри тоже были новости. Она уходила от Рингерса и работала последний день - записалась на курсы медсестер. Я заглянул в ее глаза, сиБющие от радости, и решил, что они карие. Мы на минутку взялись за руки и затем быстро попрощались.
Передо мной стояла проблема, пугавшая меня больше всего. Как сказать Тиле о том, что я поступил в миссионерскую школу, которую никто не финансировал, которую не поддерживала ни одна организация, которая не имела признания, почестей и не могла подтвердить даваемое ею образование. Мы провели с Тиле печальный день, прогуливаясь по пристани в Горкуме. Она говорила мало. У меня были ответы на любые ее вопросы и доводы. Но, вместо того чтобы спорить, она все больше замыкалась в молчании. Единственный раз она рассердилась, когда я упомянул об исцелении своей ноги. Я сделал ошибку, назвав это маленьким чудом.
"Ну, это уже слишком, Андрей! - вспыхнула она. - У многих людей бывают травмы и увечья, но, когда они начинают чувствовать себя лучше, никто из них не бегает с дикими заявлениями".
В тот раз я не остался обедать с семьей Тиле. Я решил, что им нужно время, чтобы привыкнуть к моим новым планам. В этом все дело, Тиле нужно было время. Постепенно она поймет, что я был прав.
Между тем я стал собирать деньги на поездку. Я продал все, что у меня было, - велосипед и драгоценное собрание книг. На эти деньги я купил билет до Лондона, где должен был встретиться с директорами WEC, перед тем как отправиться в Глазго. Когда я уплатил за билет, у меня осталось чуть больше тридцати британских фунтов для оплаты первого семестра.
Я должен был уехать в Лондон 20 апреля 1953 г. Но накануне моего отъезда одно за другим произошли три события, от которых у меня голова пошла кругом.
Сначала пришло письмо от Тиле. Она сообщала мне, что написала в миссионерский совет своей церкви и попросила их высказать свое мнение о школе в Глазго. Они ей ответили, что школа не аккредитована, не является филиалом другого учебного заведения, которое было бы связано с миссионерской организацией.
Таким образом, заявляла Тиле, она не хочет ни видеть, ни слышать меня все то время, пока я буду связан с этой группой. Она подписала свое короткое письмо - "Тиле". Не "люблю, Тиле". А просто "Тиле".
Я стоял в дверях с конвертом в руках, пытаясь понять, что это означает, когда увидел, как мисс Мекле переходит маленький мостик и направляется к нашему дому.
"Андрей, - позвала она, - мне нужно тебе кое-что сказать. Я давно хотела сделать это. Только не знала как". Она глубоко вздохнула и выпалила: "Видишь ли, Андрей. На самом деле я никогда не слышала английской речи. Но я много читала, - торопливо добавила она, - и та леди, которой я писала в Англию, говорит, что моя грамматика превосходна". Она в смущении умолкла. "Я думала, что мне нужно предупредить тебя об этом", - и упорхнула.
