По церкви пробежал шепоток.
– Голод стучится в наши двери, – продолжил граф, – проникает в наши дома и отнимает у нас детей. Дожди заливают поля, болезни губят скот. А вы ничего не делаете, только жалуетесь! У Господа свои замыслы, и он посылает вам знак, но в ответ слышит лишь ропот. Молитесь, пока ваши души не очистятся от злобы и зависти, и возносите в своих молитвах хвалу Господу! Он забрал Целиаса и Терезу из созданного вами греховного мира, и теперь, когда их души вырвались на свободу из развращенного тела, вы рыдаете, как женщины, и рвете на себе волосы. Я призываю вас одуматься, ибо они – не последние. Господь указывает вам путь. Забудьте о своих страданиях и трепещите, поскольку в этом мире вы не попадете на пир, которого вожделеете. Вымаливайте прощение, и тогда, возможно, вы очутитесь на Его пиру, а те, кто отвергнет Его, будут прокляты на веки вечные.
Уилфред замолчал. С годами он понял, что упоминание вечного проклятия всегда оказывает нужное воздействие независимо от того, по какому поводу произносится речь. Однако Корне нахмурился и выступил вперед.
– С вашего позволения, – громко произнес он. – С тех пор как я впервые причастился, я считаю себя добрым христианином: по утрам молюсь, по пятницам пощусь, заповеди выполняю. – Он оглянулся, словно в поисках одобрения. – Сегодня Господь забрал у меня Целиаса – здорового, крепкого, хорошего парня. Я повинуюсь Божьему промыслу и умоляю Его не оставить душу моего сына, а также мою, моих домочадцев и всех присутствующих. – Тут он сглотнул и повернулся к Горгиасу. – Но виновница этого несчастья не заслуживает того, чтобы мы молились о смягчении уготованной ей кары. Она не имела права переступать порог моей мастерской. Если Господь прибегает к смерти, чтобы чему-то научить нас, мы должны воспользоваться его уроком. И если Ему дано судить мертвых, то мы должны судить живых.
Церковь содрогнулась от криков.
– Nihil est autem tam volucre quam maledictum, nihil facilius emittitur, nihil citius excipitur, latius dissipatur8! – воскликнул Уилфред. – Несчастные невежды, разве вы не знаете, что нет ничего быстрее и проще, чем оклеветать человека, ибо клевета распространяется и воспринимается лучше всего? Я слышал, в чем обвиняют Терезу, но никто из вас не знает правды о случившемся. Избегайте лжи и низких поступков, потому что нет такой тайны, которая рано или поздно не раскрылась бы. Nihil enim est opertum, quod non revelabitur: et occultum, quod non scietur
