— Нет, докажу и тебе!
Маняша не стала слушать глупого разговора, понесла узелок. Он был легкий, как пушинка. Будто одна бумага в узелке была. Почему-то боязно было разворачивать его. Что еще могла передать покойница?..
У Маняши дрожали руки. Она развязала узелок. Там была коробочка. Обыкновенная, беленькая. В таких, Маняша знала, часы продавали. Она раскрыла коробочку и ахнула:
— Да батюшки!..
1
Дядя Лукьян всю жизнь воевал с богом и с попами. Маняша помнит, как он в Павловском сбрасывал с колокольни колокол. С высоты колокол упал так, что земля тяжко загудела, родила под ногами какой-то жалобный, похожий на стон, звук. Колокол, вонзившись краем в землю, еще долго гудел сам по себе, а Санаткин с Петровым и другие парни плясали вокруг него, кричали, что религия — опиум для народа, и пели:
Долой, долой монахов,
Долой, долой попов!
Мы на небо залезем,
Разгоним всех богов!
Маняша с Аришкой стояли в сторонке, тоже радовались, но приближаться боялись. Картина была непривычной, все село взбудоражилось, летали слухи, что близок конец света, где-то в соседнем селе один богомольный старик заживо лег в гроб, на него ходили смотреть, но потом старичка подняли и увезли, колокол отправили на переплавку, церковь прикрыли, а конца света так и не получилось, и Лукьян Санаткин гордо расхаживал по селу, похваляясь удалью.
У Родимушки многие малые дела получались на практике, с большими он справиться не мог и ссылался всегда на скудное образование. Но хотя он в молодые годы и не нахватался знаний, все же теоретически (на базе начальной школы, по его словам) силен был мужик. Маняша иногда диву давалась: в школе те же самые ступени одолел, что и она, а теории разводит, будто всю жизнь беспрерывно учился. Вот и про кровь кое-что новенькое придумал, опять бога извел!
Под окном он громко растолковывал богомольной женщине, что кровь у людей не одинаковая, она по составу разная, и что его открытие на деле подведет, наконец, к самому убийственному удару по безнаучной теории божественного творения человека, пра слово. Женщина отбивалась от дяди Лукьяна, она была другого мнения, но Санаткин наседал, опровергая все возражения, и голос его долетал до Маняши широко и глухо, сплошным звуком, в котором нельзя было разобрать отдельных слов. Да Маняша и не пыталась их разобрать. Она опустилась на стул и смотрела, не веря глазам, на коробочку из-под часов, в которой лежало колечко. Ее колечко, золотое, с бриллиантиком. Ее, то самое. Так легко оно выскользнуло из ее рук и так легко и странно возвратилось. И что это теперь может означать?..
