— Да осторожнее! Спрячь подальше!
— А что тут? Зачем?.. — ничего не понимала Маняша.
— Ах, какая ты!.. Ну, вещи, безделушки. Спрячь, я прошу тебя, и никому не говори, что меня видела. Я тебе ничего не приносила!
И Пашка, запахнув на голой груди доху, кинулась вниз по проулку и, как привидение, исчезла в белой мгле. Засвистел ветер. Словно в сговоре с Пашкой, он взметнул целое облако сухого снега, слизал края глубоких следов…
Маняша стояла с банкой в руках, не зная, что делать. Наконец до сознания дошло, что Пашка просила спрятать эту банку. Но куда?..
«В навоз — вот куда!» — мелькнуло у Маняши.
Она вздула трясущимися руками лампу и вышла в сарай, где лежала на боку и посапывала корова.
Утром к Маняше прибежала соседка и, захлебываясь словами, рассказала, что у Пашки Кривобоковой в полночь был обыск. Приходили с понятыми. От этих понятых, мол, вся улица и узнала, как бесстрашно и дерзко вела себя Кривобокова. Она сидела на табуретке в одной сорочке, курила и показывала, где бы надо еще поискать. Так у Пашки ничего и не нашли. Даже корки хлеба и той нигде не валялось.
«Господи! — думала Маняша. — Пресвятая богородица, помоги и помилуй!»
— С сильным не дерись, с богатым не судись, — заключила соседка.
Три дня Маняша жила, как преступница. Ей казалось, что с минуты на минуту и к ней придут с обыском, найдут в навозе чужую банку, посадят в тюрьму, а дети, пятеро, останутся сиротами. Она кляла себя, что взяла у Пашки банку. Обихаживая корову, боялась глядеть на то место, где лежал проклятый клад. Разрыть бы, выбросить банку со двора, да не поднималась рука. Страх сковывал Маняшу, как мороз ночью в открытом поле. На кухне у нее все валилось из рук. Везде чудилась ей тяжелая Пашкина банка, и все время слышался скрип снега возле крыльца.
Но с обыском к Маняше никто не пришел. В ночь на четвертый день заявилась сама Пашка.
— Да не бойся, — сказала она Маняше, видя, что та дрожит. — За мной никто не следит, я проверяла. За эти дни я всех по соседству обегала для конспирации.
— Ой, Паша, Паша!..
— Тебе говорят, опасности для тебя никакой, — продолжала Пашка. — Неувязочка одна случилась — и все. Начальник, который ко мне благоволит, в отъезде был. Сегодня днем вернулся. Я у него уже побывала. Можешь вполне успокоиться, врать не стану.
— Так ведь, Паша…
— Ну, давай, давай банку. Где она у тебя? В печурку, наверное, сунула. Знаем мы ваши тайники!
— Потише бы вы, Павла Александровна!..
— Ну и трусливая ты баба, Маняша! Я и то не боюсь, а тебе-то чего пугаться?
