Но не одна Маняша плакала тогда на городской площади. С базара, который в те времена был совсем небогат, но многолюден, как в воскресенье, набежало десятка два баб. И у многих из них тоже текли по щекам слезы. О чем они плакали? Кого вспоминали, глядя на понурых солдат? Об этом и спрашивать не надо было. Русская баба зря не плачет.
А солдаты, почувствовав бабье горе и застыдившись своего невоенного вида, вдруг воспрянули духом. Лица у них посветлели. Задние подтянулись, шеренги выравнялись сами собой. Дошло, наконец, и до Василия. Он перепрыгнул с ноги на ногу, вытянул вперед подбородок и, шлепая о булыжник тяжелыми ботинками, закричал:
— Раз, два — в ногу! Раз, два!
Это показалось ему недостаточно, и он добавил:
— На обед движемся — висселей!
Последнее слово так и просвистело в воздухе, и сколько уж лет прошло, а Маняша все помнит этот веселый звук.
Новобранцы пересекли площадь. Две или три бабы засеменили следом. Маняша бросилась за ними. Василий обернулся и увидел ее. Он махнул ей рукой, чтобы уходила, но Маняша, не сознавая ничего, продолжала бежать. Лицо ее было облито слезами.
Василий крикнул еще что-то и отстал от своих. Маняша подбежала к нему.
— Ты что ревешь? — сердито спросил он. — В могилу рано провожать!
— Да что ты, Вася!.. — сказала Маняша. — Разве же я потому? Разве ж я?..
— Радоваться надо, что при семье остался, — торопливо заговорил Василий. — Других позавчера под Москву послали, прямо в пекло. И мне не миновать, да, видно, не сразу. Меня помощником Семенова назначили. Командир знакомый попался. Я его по Некоузу знаю, он тогда в области, в дорожном отделе, работал. Помнишь, может быть, Семенова? Он у нас один раз ночевал.
Маняша покачала головой. Она не помнила Семенова. Не было у нее сил сейчас вспоминать этого Семенова.
— Мне пора, — продолжал Василий. — У нас в школе-семилетке казарма. Принеси вечером пожрать. Паек военный знаешь какой — с гулькин нос. — И он, махнув рукой, стал догонять своих солдат.
Маняша пробежала за ним шагов десять и остановилась. Куда бежать? Зачем? Теперь за Василием не угонишься. Она и раньше-то за ним не поспевала…
Помнится, тогда перехватила ее возле базара соседка, проводившая на войну трех сыновей. Спросила:
— Своего встретила? Здесь будет?..
Маняша кивнула.
— Счастье-то какое! — горестно сказала соседка. — А мои…
И верно, Маняша тоже так думала. Других под Москву, в самое пекло, а муж — здесь, под боком у семьи. Который уж раз Василию фартило вот так-то.
