Гондола-призрак | страница 6
Так ворчал Панталоне, но Арлекин продолжал идти за ним, повесив голову. И напрасно: когда он все-таки поднял ее, то еле успел заметить, как купец зашел в дверь дома, и дверь за ним захлопнулась.
— Что ж, подождем снаружи, — заметил наш герой, устраиваясь на ступеньках у порога. Это оказалось довольно неудобно, а кроме того, дождь, словно дождавшись сигнала, припустил уже всерьез[16].
Арлекин снова встал, обошел дом и увидел, что свет в кухне не погашен.
«Коломбина еще на ногах! Попрошу-ка у нее чашечку кофе».
Он постучал в окно. Свет в нем немедленно погас. Арлекин снова постучал, приговаривая при этом:
— Отвори, Коломбина, дай мне войти! Я вымок, как гондола!
Несколько мгновений все было тихо. Потом в кухне снова зажегся свет, и дверь немножко приотворилась. Арлекин немедленно просунул в щель свою голову, памятуя о старой поговорке: «Где пролезет голова, пролезет и все остальное».
— Что за манеры! — возмутилась Коломбина. — Я и не думала тебя приглашать.
— И напрасно. Потому что я уже здесь и с места не сдвинусь. Твой хозяин задолжал мне тысячу цехинов, и если не заплатит, я останусь здесь на тысячу дней, на полном его коште. А потом еще на сто дней — в счет процентов.
Закончив эту тираду, Арлекин огляделся по сторонам и только тогда заметил, что в кухне, помимо самой служанки, присутствовал также племянник Панталоне, молодой человек по имени Линдоро[17] — долговязый, тощий и со столь унылой физиономией, что злоязыкие венецианцы прозвали его Дон Лагримозо, то есть попросту «плакса».
— Синьор Линдоро, — поклонился Арлекин молодому человеку, сидящему перед потушенным очагом, — смотрите не обожгитесь.
— Будет тебе шутить, — оборвала его служанка. — Не окажись я здесь в этот час, пришлось бы нам этой же ночью посылать за столяром, снимать с синьора Линдоро мерку для гроба!
— Я не изменил свое решение, просто отложил его немного, — уточнил тот. — Я еще не решил, ради чего мне стоит оставаться жить на белом свете!
— Вот именно, — кивнула Коломбина. — Он устал от скупости своего дядюшки Панталоне, который не хочет послать его в Болонский университет[18]. Поэтому и решил броситься в канал. Но я побежала за ним и не позволила наделать глупостей.
— Вернее будет сказать, — снова встрял Линдоро, — что меня тронул вид этого несчастного, который барахтался в воде. От одного его вида я почувствовал, как заболеваю. Так что пришлось мне протянуть ему руку и вытащить на берег.
