Хаджар прикрыл глаза.
Он вспомнил, как закружились потоки ветра. Теплый и ласковый с юга, влажный и свистящий с востока, сухой и резкий с запада и, будто твердый и несгибаемый, холодный северный.
Незримые для глаза, почти неощутимые, он смог создать из них цветок для маленькой девочки. Лита…
Он вспомнил, как из того же ветра, он сделал яркие шарики света в подземной гробнице-темнице своего далекого предка. Предка, который отдал бы свою душу, чтобы уничтожить потомка.
Душа…
Душа и разум…
Незримое и зримое…
Хаджар еще раз оглянулся.
Вокруг него ничего не было. Абсолютно ничего.
Ничего из того, что он мог бы увидеть глазами.
— Меня зовут Хаджар Дархан, — медленно, по слогам, произнес Хаджар. Его голос исчезал внутри пустоты. Пожирался ей так быстро, что звуки голоса стихали не успев покинуть губ Хаджара. — И в этом мире нет ничего, что могло бы заставить меня трястись от ужаса.
И в этот момент, перед лицом бесконечного ничто, Хаджар сделал «шаг вперед». Прыжок веры, если говорить поэтично.
Хаджар закрыл глаза.
* * *
Дул ветер. Он качал высокую траву, тянущуюся к бескрайнему лазурному небу. По нему плыли пушистые, белые кучевые облака. Рядом с Хаджаром возвышался холм. Единственное, что нарушало гладь травяного, изумрудного моря.
На нем, в кронах невысокого дерева, спала птица Кецаль.
Дух Хаджара.
Единственный камень смотрел острием, похожим на драконий клык, на все то же небо.
Спиной же к нему прислонился закутанный в изорванный, черный плащ, как сперва показалось Хаджару — старик. Присмотревшись, он понял, что это был уже стареющий, но некогда пышущий жизнью и силой мужчина.
В его белых волосах появились пепельные пряди, а некогда яркие глаза теперь слегка потускнели. Но, все же, в них было нечто такое, что заставило Хаджара открыть глаза.
* * *
Он вновь оказался посреди бесконечного ничто. Внизу, единственным ориентиром — игольной головкой, мерцала Река Мира. Некогда настолько большая, что казались шире и глубже вселенной.
Хаджар несколько раз вздохнул, крепче сжал меч и снова закрыл глаза.
* * *
Он вновь стоял посреди травяного моря.
Внутри собственной души.
— Ей сложно увидеть, когда смотришь глазами, — голос у первого из Дарханов тоже изменился. Он стал глубже, суше и как-то… спокойнее, что ли.
— О чем ты, Черный Генерал?
Величайший воин в истории безымянного мира поднял на Хаджара свой взгляд, а затем вновь устремил его куда-то вглубь себя.
Надо же…
Раньше, стоило только упомянуть имя, данное ему богами, как Дархан моментально терял самообладание. Теперь же он почти никак не отреагировал на озвученное рабское клеймо.
