Леня ей нравился. Она испытывала симпатию к нему за спокойствие, тактичность и деликатность. А еще за то, что Леня всегда знал, когда говорить, а когда молчать. Во всяком случае, он этому научился за тринадцать лет брака. Он был из хорошей, прилежной, аккуратной семьи, в которой бывшая балерина и писатель, дружно старившиеся в пятикомнатной «сталинке», жили по простому распорядку, не менявшемуся десятилетиями. Иру очаровывали семейные обеды Заботиных. Свекровь всегда накрывала стол крахмальной скатертью без складок, сервировала старым семейным фарфором и серебром. Суп вносила в чудной белоснежной супнице, из которой, словно орудие, торчала ручка поварешки.
— Не горбись, пожалуйста! Умоляю, не ставь локти на стол! — так обычно начиналась для Лени трапеза в родительском доме. На лице его мелькала тень смущения, после чего он непременно краснел и выполнял указания матери. Ира деликатно прятала мимолетную сочувственную улыбку под крахмальной салфеткой свекрови и продолжала вкушать фирменный гороховый суп Виктории Павловны. Он был тоже великолепен.
Правила этой семьи вполне устраивали Иру. И в первые три года, когда пришлось жить с родителями Лени, она хорошо их усвоила и совершила практически невозможное — ее, казалось, приняли «в дом». Ира узнала это, став случайно свидетельницей разговора свекрови с кем-то по телефону. «Она — лучшее, что мог выбрать мой Леня» — таково было резюме свекрови, если в общих чертах.
Церемониями и педантичной чистотой, которую наводила Виктория Павловна целыми днями, Ира поначалу не тяготилась, выполняла свою часть работы по дому с такой же точностью, проворством и аккуратностью. Такой мир ее какое-то время устраивал. Как противовес миру мачехи, в котором было все, что угодно, но только не покой, порядок и размеренность.
Подруга Таисия была у них пару раз, промучилась, извелась и существенно сократила программу визита. «Извини, но я к вам больше не ходок. В морге веселее, чем у вас», — сказала она потом. Татка не знала, что такое жить с мачехой — глупой истеричной бабой, окончательно съехавшей с катушек после того, как умер Ирин отец. Наверное, мачеха его любила. И держалась, пока тот был жив. А потом не то что о падчерице, но и обо всем на свете забывала в пьяном угаре. Дом родителей Лени был воплощением благоразумия. Это привлекало. Ира хотела стать частью этой спокойной размеренности и порядка, которых не знала в своем детстве и юности. На ежедневной церемонии чаепития в пять часов дня Заботины оказывались за столом, тихо беседовали, что-то обсуждали, интеллигентно прихлебывая из своих чашек, и даже если бы мир рушился и летел в тартарары, все за этим столом и в этом доме было бы неизменно и невозмутимо.
