Семен привез его в пафосный «Пушкинъ» на Тверском бульваре. Вышколенный официант в безупречном стилизованном костюме трактирного полового провел их к столику у окна.
— Кто она? — сразу спросил Семен после того, как официант удалился с заказом. — Какая-нибудь клубная молодая стервочка в мехах? Ноги от ушей, ни грамма силикона и вся такая секси?
— Пальцем в небо, — усмехнулся Андрей.
— Это я так. Пробный шар. Вообще удивляюсь, как ты столько лет продержался без адюльтера. Извини, конечно, но о тебе разговоров было больше, чем правды. Пора, пора уже было оправдывать свою репутацию ходока!
— Ты вот что-то подобное не вздумай где-то болтать, а! — разозлился Андрей.
— Эй! Я же не идиот. Я что, не знаю, как у твоей Валентины налажено сарафанное радио в офисе? В деталях передадут, если что. А вообще ты слышал о мужской солидарности? Я ее живой символ. Итак, кто она?
— Бывшая сокурсница, — Андрей кивком головы поблагодарил сомелье за вино, отпил немного и кивнул.
Пауза затянулась.
— Ну! Клещами из тебя выковыривать каждое слово? — возмутился Семен.
Андрей чуть распустил галстук и вздохнул.
— А что еще? Встретились в общаге, съездили в кафе…
— Но ведь походом в кафе дело не ограничилось, насколько я понимаю?
— Понимай, как тебе хочется.
— Дела…
— У меня, наверное, крыша съехала. Она замужем. Двое детей. И времени столько прошло… Бывает же так, что люди встречаются, а потом как будто весь мир встает у них на пути. И все уходит. Навсегда. А нам повезло. Мы снова увидели друг друга… И снова, как в первый раз. Не знаю, как объяснить. Я сам себе все это не могу объяснить. Ты не доставай меня, ладно?
— Что будешь делать?
— Не знаю, — покачал головой Андрей. — Подлецом не хочется быть. Валентина, дети… Башкой все понимаю, а ничего сделать не могу.
— Так и не мучайся. Все мы люди, все мы человеки. С другой стороны, может, само отвалится? — хохотнул Семен.
— Не отвалится. Только если разорвется…
Андрей не мог понять, почему так быстро привык к мысли об Ире, о встречах в кафе, о необъяснимой скуке, которая охватывала его всякий раз, когда он не слышал ее голоса хотя бы несколько дней. Он видел ее сомнения, видел всю пагубность этих отношений, но уже ничего не мог поделать. Словно их опутали невидимые ниточки — разговоров, ласки, тайны, дыхания, стыда и бесстыдства. И эти ниточки обрывать не хотелось.
