. Не то чтобы старик не любил Вулфа, нет, конечно. Однако я не удивился бы, что Хорстман просто опасается, как бы Вулф, случайно потеряв равновесие, не обрушился бы на орхидеи. Эти растения волновали Хорстмана так же, как, скажем, меня мой правый глаз. Спал Хорстман в отгороженной в углу оранжереи комнатке, и если он присматривал за орхидеями и по ночам, я бы этому тоже не удивился.
Позавтракав порцией почек, вафлями и парой стаканов молока на кухне, так как я настрого запретил Фрицу сервировать обеденный стол ради моего завтрака, который всегда принимал в одиночестве, я вышел на десять минут подышать свежим воздухом, прогулялся до причалов и обратно. Затем, предварительно смахнув пыль там и сям, открыв сейф и наполнив чернилами ручку Вулфа, я устроился с учетными книгами за своим столом в углу. Почту Вулфа я положил ему на стол, по обыкновению, нераспечатанной, мне же ничего не пришло. Я выписал пару-тройку чеков, подвел баланс в расходной книге – не бог весть какая работенка, последнее время было довольно спокойно – и принялся изучать записи о расходах по оранжерее, желая убедиться, что Хорстман своевременно отчитался. Посреди этого занятия меня и застал раздавшийся на кухне звонок, а минутой позже в дверях возник Фриц и объявил, что с мистером Вулфом желает увидеться некий О’Грейди. Я изучил визитку посетителя и отметил, что раньше мне такой не попадался. Я знал многих детективов из убойного отдела, но этого О’Грейди прежде не встречал. Я велел Фрицу привести его.
О’Грейди оказался молодым и весьма спортивным, судя по его телосложению и походке. У него был недобрый взгляд, оценивающий и вызывающий. На меня он посмотрел так, будто я прячу похищенного ребенка Линдберга[3] у себя в кармане.
– Мистер Ниро Вулф? – спросил О’Грейди.
Я махнул рукой на кресло:
– Присаживайтесь. – Взглянув на часы на запястье, я сообщил ему: – Мистер Вулф спустится через девятнадцать минут.
– Это важно, – нахмурился он. – Не могли бы вы его позвать? Вам вручили мою визитку, я из убойного отдела.
– Да, конечно, я знаю, все в порядке. Просто садитесь. Если я позову его, он в меня чем-нибудь запустит.
О’Грейди уселся, а я вернулся к оранжерейным отчетам. За время ожидания пару раз у меня возникало желание просто ради развлечения попытаться вытянуть из него что-нибудь, но оно тут же пропадало, стоило лишь взглянуть на его физиономию: он слишком молод и благонадежен, чтобы возиться с ним. На протяжении этих девятнадцати минут он просидел, словно на церковной службе, не проронив ни слова.
